​Басня о боксере и часах: «Криминальное чтиво» – 25 лет спустя

Анти-голливудская комедия Тарантино радикально отличается от большинства безобидных картин оскаровской обоймы. Тарантиновский дебют не был хитом. «Бешеные псы» – отличное жанровое кино, но именно «Чтиво» показало, что независимое кино – а тогда эта черная комедия о спасении и течении времени была чистым артхаусом – может выигрывать престижные призы, зарабатывать, воскрешать актеров, прославлять и возвеличивать. Тогда же компания Miramax стала крупным игроком в оскаровской гонке, а братья Вайнштейны – тяжеловесами в индустрии.

«Чтиво» неслучайно называют «безусловно лучшим из снятых Тарантино фильмов» и «вершиной независимого кино». Это богатый, хитровыдуманный, требующий от зрителя постоянного внимания сборник сюжетов, которые удивительным образом переплетаются под шикарное музыкальное ассорти. А еще, как всегда у Тарантино, для которого кино – всего лишь кино, – это кровавые перестрелки и острословная болтовня. «Чтиво» вообще соткано из запоминающихся сцен, будь то разговор о бургерах, массаже ступней, мертвом Зеде, который пытает черного гангстера, освобожденного боксером с самурайским мечом, или легендарный танец под «You Never Can Tell» и удар гигантской иглой в грудь, или монолог Кристофера Уокена о золотых часах в заднице, винтажный ресторан, в котором полно американских поп-икон, и, конечно, сам любитель отсылок и оммажей в роли спасителя бесстрашных Джулса и Винсента (лучшие роли Сэмюэла Л. Джексона и Джона Траволты), которые размазали по всей машине мозги негра… В общем, недаром «Чтиво» сравнивают с «Гражданином Кейном».

Впрочем, это все прелести поп-культуры. Главное в фильме – авторская ирония. Кто смотрел «Чтиво» – а для этого у вас была четверть века, – знает, что картина насквозь иронична. Тарантиновское кино жестокое, но правильное, ведь одного гангстера расстреливают в туалете, другого насилуют белые расисты, которых тоже ждет смерть, а киллеры, которые недавно угрожали пистолетами, сами оказываются под прицелом. В фильме нет ни одного полицейского, несмотря на творящийся беспредел, а когда в форме слуги закона появляется некий Зед, тот оказывается маньяком. Забавно и то, что всякий раз, когда Винсент уходит в туалет, случается беда: то кто-то «пудрит носик», то кто-то грабит, то кто-то убивает самого Винса. И зритель смеется не вместе, а над этими плохими парнями в элегантных костюмчиках, ведь рано или поздно кто-то должен на этих людей «обрушить месть и неистовый гнев».

Однако главный вопрос, который наверняка волнует многих: что в том чемодане? Что скрыто за тем кодом «666»? Золото? «Оскар» за сценарий? Душа Марселласа Уоллеса? Возможно, но это не так важно, потому что Тарантино, играющий с жанрами, стилями, явно и скрыто заимствующий отовсюду по чуть-чуть, делая это шутки ради, дразнит нас классическим хичкоковским макгаффином – загадкой, по сути ничего не значащей, не играющей в истории серьезной роли. Гораздо важнее не обсуждение сюжета и поиск заимствований и жирных отсылок, например, к «Бешеным псам», – это банально, да и многие помнят ленту наизусть, а попытка ответить на вопрос: о чем же фильм?

«Чтиво» – вроде обо всем и ни о чем, а точнее о духовном квесте, нигилизме, о том, что «Бог умер». Джулс, угрожающий своим жертвам проповедями, сталкивается с пропастью нигилизма, той тьмой, где ничто не имеет смысла. Неспроста киллер цитирует якобы Библию, а когда в него стреляют и пули летят мимо, он воспринимает это как божественное вмешательство, после чего решает выйти из игры. Жизнь тарантиновских персонажей, которые почти всегда комичны, определяют «Royale with Cheese» и «Big Kahuna Burger» с чертовски хорошим молочным шейком за пять баксов, то есть фаст-фуд, потому что в этом материальном мире жизнь ничего не стоит – такой же фаст-фуд. Еда в фильмах Тарантино никогда не бывает просто едой. Отсюда и поп-иконография, в которую, кстати, превратился и сам фильм.

«Путь праведника окружен со всех сторон несправедливостью эгоистичных и тиранией злых. Блажен тот, кто во имя милосердия и доброй воли ведет слабых сквозь долину тьмы, ибо он воистину страж брату своему и спаситель детей заблудших. И я обрушу на тебя мою месть и неистовый гнев. Ты, что пытался отравить и разрушить братьев Моих! И узнаешь, что Я Господь, когда совершу над тобой Мое мщение!», – твердит убийца каждый раз, когда собирается кого-то пристрелить. Но киллер Сэмюэла Л. Джексона и есть заблудший, а на путь праведника он становится, когда чувствует «прикосновение Господа», и признается, что повторял эти слова годами, но никогда не задумывался об их значении. «Я просто думал, что это то, что можно говорить разным ублюдкам, прежде чем всадить в них пулю». Получается, отсутствие в жизни высших смыслов создает пустоту, которая заполняется жестокостью, едой и всякой чушью, которую несут без умолку, чтобы перебить «неловкое молчание».

Нигилизм «Чтива» выражается еще в такси, где у Бутча (одна из лучших ролей Брюса Уиллиса), который всегда возвращается, будто обречен на вечное возвращение (привет Ницше), спрашивают, что значит его имя, а он отвечает: «Имя американское, дорогая, наши имена ни хрена не означают». В «тарантиноленде» ничто не имеет смысла, даже имена. Все существует само по себе, «дерьмо иногда случается», поэтому в «Чтиве» нет ни добра, ни зла, ни даже понятия «грех», а пафосные псевдобиблейские речи имеют такое же значение, как золотые часы в заднице. «Знаешь, что я почувствовал, когда узнал, что он умер? Ничего», – признается боксер, насмерть уложивший человека на ринге. Ничто не имеет ценности – только бургер, наркотики и рок-н-ролл, которые отражают мировоззрение картины.

«Нигилизм» и «постмодернизм» едины, потому что оба говорят об отказе от наследия и разрушении порядка. Неудивительно, что в том же десятилетии вышел и «Бойцовский клуб» – еще одно культовое кино о нигилизме другого главного режиссера 90-х. Кстати, отсюда и форма повествования. Нигилизм, постмодернизм и «Чтиво» – синонимы. Вот и кажется, то ли это кино о бессмысленном, и тогда Тарантино – бог, или хотя бы пророк, играющий с судьбами людей и издевающийся над ними, то ли это кино бессмысленное, потому мелко, несерьезно и смешно. «Чтиво» – о самом Тарантино, который такой же дышащий поп-культурой бандит, интересующийся не реальной жизнью, а сплетнями о массаже ступней, засовыванием языка в святая святых, изысканным кофе и «мертвым ниггером в гараже». Этот синефил разделяет реальную жизнь и вымышленную, где молчать, как всегда для Тарантино, – это неловко. Понятно, зачем зрителю объясняют, будто предупреждают, что «pulp» – это «мягкая, влажная, бесформенная масса», как жизнь человека, или «макулатура, дешевое чтиво бульварного характера; часто на грубой дешевой бумаге», как этот злой, вульгарный, пропитанный духом инфантилизма фильм, где совершаются «грязные дела», от которых невозможно «отмыться». Если только по-тарантиновски – кровью.

В фильме, где сплошные чудеса и случайности, абсолютная власть находится исключительно в руках криминала, и пути гангстеров, как пути Господни, неисповедимы, скрыты от нас, как содержимое сатанинского кейса. В этом мире даже самый главный бандит может стать жертвой, потому что так сказал Тарантино, мол, и этот бог (а Марселлас именно карающий бог – вспомните историю про массаж ступней), если не мертв, то хотя бы «трахнут как сука». А на путь праведный раньше религиозного убийцы становится только Бутч (кстати, в фильме спит тоже только Бутч), который – и это важно – хватает не молоток, биту или бензопилу, а самурайский меч – оружие другой культуры. Меч здесь не только потому, что режиссер – поклонник азиатского кино, а потому, что оружие самурая – романтический символ чести и мужества, что напоминает о связи с предками и традициями. Неслучайно в фильме говорят о чести, уважении и судьбе. Тарантино называет «Чтиво» современным спагетти-вестерном – жанр, который вырос из вестерна и самурайского кино.

В общем, «Криминальное чтиво» – басня о боксере и часах, параллельно которой разворачивается гангстерская притча об искуплении грехов и поиске смысла жизни, поэтому в чемодане, скорее всего, то, что ведет к озарению, а что ведет – решай сам. И если придерживаться атеистической ницшеанской философии, то видно, что Тарантино, сращивая абсурдизм и экзистенциализм, бытовое и опасное, коммерческое и некоммерческое, поражая своей эстетикой и насмотренностью, рассказывает о рабах и сверхлюдях, то есть людях выбора и воли, истины и заблуждения, забирающих и дарующих жизнь.