Почему «Гражданина Кейна» (1941) называют «лучшим фильмом всех времен и народов» и «квинтэссенцией того, что есть Голливуд»? Во всяком случае, пока картину Орсона Уэллса не подвинуло «Головокружение» (1958) Альфреда Хичкока. Что зрителю говорит это произведение? В чем тайный смысл эстетически богатой драмы? И зачем ее смотреть сегодня?
«Гражданин Кейн» – трагическая история рассвета и заката великого гражданина великой Америки, медиамагната Чарльза Фостера Кейна. Похожий на мозаику сюжет начинается сразу со смерти главного героя в его готическом замке на холме. Роль отшельника исполнил сам режиссер, сценарист и продюсер фильма Орсон Уэллс (на тот момент ему было 25 лет), «уважаемый неудачник», строптивый человек-оркестр и архетипический автор, который испугал Америку и переосмыслил классическую форму повествования. Действительно ли вся слава принадлежит не этому вундеркинду, а голливудскому драматургу Герману Манкевичу, награжденному единственным «Оскаром» именно за «Гражданина Кейна»?
Уэллс изображает скандального, упрямого, гордого и циничного капиталиста, который провозгласил себя защитником нищего и голодного рабочего класса, однако потерпел сокрушительное поражение, когда вылезла наружу интрижка с красивой, но бездарной певицей. Жена ушла, а потом отвернулась и любовница. Революционер превратился в затворника и остался в полном одиночестве в окружении картин, скульптур, мебели и всякого хлама, которые ценил больше, чем людей. Прошептал слово «роузбад» («розовый бутон») и упал замертво, обронив и разбив стеклянный шар, игрушку из глубокого детства. И теперь, после смерти главного Американца, репортер пытается выяснить значение этого таинственного «роузбада». Загадка остается без ответа, ведь понятно, словом не объяснить жизнь человека, тем более такого необъятного, как Кейн (читайте – Уэллс). «Роузбад» – кусочек головоломки, истинный смысл которой дано познать только зрителю: американский олигарх вспоминает свое детство, когда он морозной зимой гонял на санках с фабричной маркой «Роузбад». Перед смертью Кейн вспоминает мгновение то ли подлинного ребяческого счастья, то ли предательства, когда родители передали мальчишку в руки банка. Память – одновременно и проклятие, и спасение.
Так почему же провалившийся в прокате, похожий на фарс, пародию и бурлеск «Гражданин Кейн» – самое влиятельное американское кино звуковой эпохи? Почему эта сатира на капитал стала важной вехой в истории? Дебют Орсона Уэллса, который на съемках был сразу и новичком, и мастером, продемонстрировал поразительную творческую зрелость. Сага о величии и падении Кейна, списанного с газетного властелина Уильяма Рэндольфа Херста, сделана в разных жанрах: здесь вам и детектив, и комедия, и мелодрама, разбавленные кинохроникой. А кино – это всегда плод режиссера, что бы там не думала автор «Нью-Йоркера» Полин Кейл, которая через 30 лет после премьеры в своей спорной статье, как говорят, перегруженной догадками, заявила, что «Гражданин Кейн» – творение Германа Манкевича, обладавшего «журналистским нюхом», а не Орсона Уэллса, который к тому времени уже был знаменит на радио и в театре. Для «самого влиятельного кинокритика Америки», назвавшей картину «a shallow masterpiece», гениальность фильма – в сценарии. Кстати, суть черно-белой драмы Финчера в том, что Манкевича забыли, а Уэллса, «величайшего неудачника в истории Голливуда», якобы не написавшего ни строчки, помнят. «Гражданин Кейн» был для Манкевича, как пишет Кейл, «моментом блаженства».
Рассказ о том, как идеалист становится стариком, преисполненном сожаления, виртуозно превращен Уэллсом в лабиринт, где переплетаются истории разных друзей-товарищей Кейна. Подобно любовнице героя, которая в его мрачном дворце собирает гигантский пазл, зритель оказывается в ловушке столь же многослойного сюжета, пытаясь понять общую картину современного капиталистического мира, воплощенного Кейном. Странно, что славу «Гражданина Кейна» отдают не режиссеру, а сценаристу. Картина о призрачной американской мечте, где камера под музыку легендарного Бернарда Херрманна любит глубокую мизансцену, гротескные ракурсы, контрастное освещение и внутрикадровый монтаж, распалась бы без Уэллса. Правильно ответил Питер Богданович: «в какой-то степени каждый кинорежиссер после 1941 года обязан Орсону Уэллсу». Именно режиссер, которого Кейл обвинила в воровстве, говорит на языке кино, превращая текст в изображение, литературу – в художественное полотно. «Гражданин Кейн» нарушил правила кино, что свойственно характеру его создателя. Картину не просто так называют энциклопедией приемов.
«Гражданин Кейн» – не готическая, европейская, экспрессионистская комедия, как заявила Кейл, а трагедия так называемого «a self-made man», которого объявили и коммунистом, и фашистом, и анархистом. Одни героем восхищались, а другие смешивали его с грязью. Хотя самородком Кейна не назвать: он не сделал себя сам, богатством его наградили. Самый могущественный человек Америки, которого публика любит и ненавидит, вспоминает и изучает, обсуждает и осуждает, был одержим властью: люди должны думать так, как он им прикажет. Но самодурство погубило неукротимого богача. Он прожил несчастную жизнь и умер одиноким стариком, и в этом вся идеология жанрового коллажа Уэллса: жадная погоня за властью оборачивается мучительным и бессмысленным самоубийством.
Важно заметить, что внутри да около «Гражданина Кейна», который происходит из театральной, журналистской и кинематографической традиций, таится мысль о том, что Голливуд, с которым позже Орсон Уэллс рассорился, заменил бульварную прессу как источник развлечения, то есть Голливуд – это продолжение сенсационной журналистики. Уэллс, который был таким же большим и громким, желавшим славы и власти, а не денег, как всесильный и беспомощный гражданин Кейн, сбежавший от людей, чьи умы, внимание и любовь он мечтал завоевать, показал, что детские воспоминания, чувства и образы затронут каждого человека, особенно перед смертью. Но и эти мгновения превратятся в пепел, как сани Кейна, завоевавшего мир, но потерявшего душу. Рассказывая о человеке, который утратил смысл бытия, Уэллс показывает себя как моралиста и романтика, но вход в жизнь его героя, легенды капиталистической Америки, чуть ли не бога, отвергнувшего человечество, запрещен.