РАДИО КНИГА ВСЛУХ 
Поздравляем Дэвида Линча с 75-летием, а нас – с Дэвидом Линчем. Не смотрите картины этого бесспорного классика, если вы чего-то боитесь, но если отважитесь – начните с пугающего и волнующего «Синего бархата», который был признан культовым и самым радикальным американским фильмом эпохи. Фильм, правда, в прокате не выстрелил, а узнали Линча благодаря телесериалу «Твин Пикс», и оба, говорят, обязаны Марио Баве. Однако именно странный, эротический и романтический нуар – подлинный шедевр дикого сердцем американца.
Дэвид Линч – главный из «независимых», то есть альтернативных режиссеров. Он – авангардист, экспериментатор, воспринимающий кино не как историю, а как картину. Каждый его фильм – «точный и детальный портрет времени и жизни – настолько же гротескной, настолько и настоящей». Ему не интересен традиционный голливудский storytelling (кроме истории о старике Стрейте), поэтому нет ничего удивительного в провале «Дюны», ставшей одним из самых эпических провалов в истории Голливуда. Зато после космического блокбастера, первого цветного фильма Линча, режиссер вновь открыл дверь в мир головокружительного, безумного, странного и мрачного, где логика чисто фрейдовская.
«Синий бархат» – образец линчевского метода и стиля. Как только герой замечает в траве отрезанное человеческое ухо, оторваться уже невозможно. Будущий лауреат Каннского кинофестиваля, которого поддержал все тот же Дино Де Лаурентис, продюсер «Дюны», завораживает публику изображением любви и насилия под покровом американской мечты. Если не все, то многое, что происходит в фильме – не реальность, а вожделение, мечта, тоска по прошлому. У Линча, как замечают критики, «двойственность реальности зловеще обнажена». Он оголяет американскую мечту как идеал счастья и свободы, подрывает иллюзию добра, изображая ее как буржуазный миф, скрывающий целый мир жутких секретов и призрачных надежд.
Юный студент в исполнении Кайла Маклахлена, дебютировавшего у Линча в «Дюне», и милая соседка, дочь полицейского, которую играет Лора Дерн, попадают в криминальную интригу ресторанной певицы с безумным гангстером, персонажами Изабеллы Росселлини и Денниса Хоппера. Под влиянием классического нуара Линч рассказывает, казалось бы, простую детективную историю, используя типичные ходы «черного кино», но с фирменными штрихами сюрреалиста. Родители героя смотрят по ТВ черно-белый нуар, а сам герой похож на хичкоковского wrong man: он шпионит за экзотической брюнеткой, сидя в шкафу, и наблюдает за дикими извращениями с ужасом, но не без интереса. Видать, мальчишка и сам не прочь смаковать виски, как Хоппер, глядя на раздвинутые ноги Росселлини. Сыщик он или извращенец?
Разумеется, нельзя говорить о «Синем бархате», ничего не сказав о начале фильма. Тихая провинциальная Америка, красные розы, зеленая лужайка и белый забор под голубым небом показаны под ностальгическую песню «Blue Velvet», которая на протяжении всей картины отдает таинственным и зловещим послевкусием. На экране – идеалы в цветах американского флага, под которыми скрыто ужасное. После того, как отец героя под лай собаки падает на землю замертво, камера приближается к траве, кишащей агрессивными жуками. Линчевская Америка начинается со смерти, и как говорится: что вверху, то внизу, что внутри, то снаружи. Но мистическое зло воплощено не в жуках, а в бешеном маньяке, который жадно вдыхает наркотический газ и яростно «насилует» женщину мечты, называя ее «мамочкой», потому что «малыш хочет трахаться».
Линча невозможно заподозрить в пропаганде, а его фильм – не протест и не проповедь. «Синий бархат» не столько о темной стороне белой Америки, сколько о мрачных фантазиях, о роковой привязанности к ностальгическим мечтам. И дело не только в фантазиях неукротимого безумца Хоппера, но и в фантазиях детектива Маклахлена, одержимого поющей в темноте. Сам режиссер, кстати, ненавидит петь, зато любит живопись и скульптуру, и красота его полотна в том, что кино находится вне времени. Он изображает ужасающий, но соблазнительный миф. «Синий бархат» – о мальчике на пороге взрослой жизни, который находится между божественным и дьявольским мирами: один воплощен наивной Лорой Дерн, другой – отчаявшейся Изабеллой Росселлини. Одна – будто жена, другая – тайная любовница. Отважившись залезть, спрятаться и понаблюдать, вуайерист этого неистового спектакля (экран в начале и конце фильма покрыт бархатным занавесом) проваливается в кошмар, где оказывается перед выбором: остаться «малышом» или превратиться в «папочку».
Казалось бы, история проста и понятна: певица жертвует собой, чтобы удовлетворить больные фантазии похитителя ее ребенка. Однако Линч придает сюжету абсурдные черты, превращая кино в дурной сон, в котором трудно найти здравый смысл. Что означает лежащее в поле ухо и ухо как таковое, можно обсуждать вечно, потому что ухо – такая же загадочная шкатулка «Малхолланд Драйва» или слив в ванне «Психо», в бездну которых мы погружаемся, словно в темное бессознательное, чтобы постичь трагическую судьбу женщины. Главная тайна – стонущая и возбуждающая певица, которая одновременно мать-рабыня и шлюха-искусительница. Женщина и есть синий бархат, похожий на наркотик. А секс – ритуал, разыгранный героем, автором и нами, подглядывающими за скрытой от чужих глаз жизнью, которая вызывает смятение и ужас. И звучащая «In Dreams» Роя Орбисона, которой восхищается злодей Хоппера, выражает главный смысл этой трагедии: «Перед самым рассветом я пробуждаюсь и не нахожу тебя. Слезы невольно наворачиваются на глаза, я вспоминаю, что ты сказала "прощай". Как жаль, что наши встречи возможны только в моих сновидениях».
«Синий бархат» стал первым фильмом не только с Лорой Дерн. Тогда же Линч познакомился с композитором Анджело Бадаламенти, и с тех пор он пишет музыку для всех его фильмов, а сам Линч получил вторую номинацию на режиссерский «Оскар». Но что важнее – гротескная картина о взрослении, познании желаний и пороков превратила американского эксцентрика в имя нарицательное. Редкая честь для автора, чье творчество похоже на бесконечные сновидения, обладающие тревожным очарованием. Необъяснимость – главный метод Линча. В его фильмах случиться может что угодно и как угодно, ибо ничто не объективно, поэтому его кино всегда соблазнительно для разбора. Линчевский символизм видят даже в пиве, которое пьют персонажи: студенту нравится Heineken, детективу – Budweiser, а убийца «трахнет все, что движется», заправившись Pabst Blue Ribbon.
И все же, пытаясь объяснить произведение самого загадочного режиссера, мы неизбежно разрушаем магию его полотна. Вся атмосфера фильма и поведение персонажей глубоко извращенные, и случайного там ничего нет. «Синий бархат» – пуповина, соединяющая мать и сына, «мамочку» и «папочку», реальность и фантазию, бытовое и мистическое, свет и тьму. Линчевский нуар, в котором трудно отличить сон от реальности, – пугающая иллюзия ребенка, одержимого спасением униженной матери от жестокого отца-тирана, и сказка о безумии, творящемся во мраке, где ночные животные сходят с ума, а Кайл Маклахлен стоит в тени и наблюдает за ними, как маньяк. Видит ужасный и прекрасный кошмар наяву, как «синий бархат сквозь слезы». It's a strange world, isn't it?
