​Почему фильм «Таксист» Мартина Скорсезе – классика на все времена

Однажды за кофе с пирогом блондинка в белом платье, ангел среди всей этой мерзости, замечает, что Трэвис похож на пророка, ходячее противоречие. Таксист, чья исповедь звучит за кадром глубоко и содержательно, почти философски, пытается превратить невыносимое одиночество во что-то значимое. Перейти от бессмысленного существования к действию – к истине в городе, который похож на вонючую бездну, где тебя могу продать или убить под популистские лозунги, что «мы – народ». Перед нами пролетарий-одиночка, которому все надоело и чей гнев, отчаяние и одиночество в конце концов оборачиваются насилием.

Внутренний конфликт таксиста-ветерана, этого God's lonely man, вылезает наружу, когда он ведет девушку из штаба предвыборной кампании в порно-кинотеатр, а после, поругавшись, яростно ее проклинает, крича вслед, что гореть ей в аду. Одной женщине, чистой, непорочной, божественной, поэтому неприступной, одержимый Трэвис показывает «чернуху», открывая ей ад внутри себя. Другую, малолетнюю проститутку, он пытается спасти, перестреляв ее кавалеров. Трэвис хочет стать любовником для богини и родителем для шлюхи.

Герой служил в армии, учился всему понемногу, живет в лачуге, заваленной всяким хламом – зато совесть его чиста, поэтому он способен разглядеть порок в повседневности. Тихо проезжая по улицам, Трэвис видит, как прохожие и свет светофоров и рекламных вывесок смазываются и сливаются, особенно под покровом ночи и каплями дождя. Люди в мрачном городе огней неразличимы для Трэвиса, страдающего бессонницей. Значение фразы «Ты говоришь со мной?» становится самым весомым в культовой классике о ницшеанце, чья философия основана на отрицании и уничтожении.

Тревожный неонуар Мартина Скорсезе сложен, потому что погружает нас в тоску, паранойю и радикализм Трэвиса Бикла. Когда таксист снова встречает девушку мечты, кажется, будто он принял безумие внутри и вокруг, напоследок бросая сухое «пока». Возможно, конец – лишь фантазия, и Трэвис на самом деле умер в луже крови после бойни в борделе, а встреча с «ангелом» – его видение, утопический сон, который он переживает перед смертью. Знаменитый вертикальный ракурс, «взгляд Бога» – это образ души Трэвиса, парящей над его кровавым шедевром. Отчасти правда, отчасти вымысел. Стрелка можно воспринимать как мученика, который стал национальным героем, или как мстителя, который застрял в чистилище или в аду.

Трудно поверить, спас ли Трэвис проститутку. Он верит, что девчонка вернется к родителям, но она смеется: «Не знаю, кто страннее – ты или я». Но мы знаем. И в этом смысле одна из ключевых сцен фильма – разговор героя с другим таксистом. Болтовня в общем-то банальная, но важная. Трэвис пытается объяснить, что жизнь его бессмысленна. Он старается выразить свое уныние и ненависть, что «мысли шальные в голову лезут», что сидение за рулем разрушает тело. Но ему не могут предложить ничего, кроме «развейся, переспи с кем-нибудь. Напейся. Отдохни. У тебя все равно нет выбора. We're all fucked». Жизнь – пустота, и Трэвису, тяготеющему к познанию бытия, предлагают стать этой пустотой.

Нельзя пройти и мимо сцены со Скорсезе в роли пассажира, которая показана сразу после ругани Трэвиса с девушкой. «Теперь я понял, она – такая же, как другие: холодная и отстраненная. Таких людей много. Особенно среди женщин. Они все заодно», – размышляет таксист. К актеру садится режиссер и проговаривает то, о чем думает Трэвис. «Другого выхода нет. Я его убью. Я убью ее. Застрелю из пистолета. Будет месиво», – злится ревнивый незнакомец, угрожая убить жену. Пассажир – отражение переживаний таксиста. «Ты, наверное, думаешь, что я больной», – напоследок бросает он водителю, который потом совершает символическое самоубийство. Имеется в виду, конечно, как Трэвис молчаливо подносит к виску палец, изображая выстрел, тем самым намекая на фундаментальный вопрос: стоит ли вообще жить?

Авторский Голливуд, романтизирующий насилие, убил золотой век. Новый послевоенный Голливуд показал изнанку общества. Один из идеологически ключевых фильмов 70-х открыл публике глаза под зловещие перкуссии и печальный джаз Бернарда Херрманна, главного композитора Альфреда Хичкока. «То, что я узнал об Америке из разговоров в такси, не увидишь из окна лимузина», – признается политик Трэвису, полуночному ковбою, отверженному экзистенциалисту с замашками террориста, героическому и трагическому, влюбленному и безумному, отстраненному от уличной жизни и наблюдающему за порочным обществом через стекло автомобиля и зеркало заднего вида, словно через витрину. Только так он может постичь чуждый мир и свое место в этом городе грехов. А может, так герой прячется от больных и порочных, потому что потерялся, стал пленником, вернувшись с войны.

Фильм Мартина Скорсезе остался без «Оскара», уступив «Рокки» (1976) с Сильвестром Сталлоне. Картину Скорсезе ругали и ненавидели как расистскую и сексистскую фантазию, а славного парня, которому некуда податься, обозвали фашистом, анархистом и одичавшим от ненависти сумасшедшим. Но герой не наслаждается насилием и даже не знает, что «Магнум делает с женским лицом и что будет, если выстрелить между ног». Трэвис бросает обществу вызов. Тогда же известный американский критик Полин Кейл точно заметила, что главный конфликт мрачной картины, находящейся на стыке экспрессионизма, реализма и ужаса, – это Трэвис против Нью-Йорка. Фильм для Кейл – «настоящая пощечина» и «один из немногих по-настоящему современных хорроров».

Великий режиссер и живой классик сел в такси – и нас посадил, чтобы мы глазами шофера взглянули на подлинную Америку и увидели пугающую правду об ушедшей эпохе. Быть таксистом – значит быть наблюдателем. Страшно современная картина о трагизме бытия, о том, как тягу к любви замещает тяга к смерти не просто так начинается и кончается беспокойным взглядом. Если мы – зеркало таксиста, то таксист – это мы. Революция всегда рядом, и мы смотрим ей в глаза. «Таксист», где нигилизм и мизантропия соседствует с иронией, показывает, что человек всегда выражает себя либо в любви, либо в насилии. We're all fucked.