РАДИО КНИГА ВСЛУХ 
Дожив до восьмого десятка, испанский мэтр Педро Альмодовар обрел задумчивый взор, простирающийся гораздо дальше маленьких семейных трагикомедий. В своем прошлом фестивальном хите «Боль и слава» режиссер осмыслял собственное старение, творческий и жизненный путь. В «Параллельных матерях» Альмодовар поднимает куда более объемную и сложную тему – он говорит о национальной травме, до сих пор не затянувшейся после гражданской войны в Испании 1930-х годов. Однако прежний Педро Альмодовар, увлеченный личными мелодрамами страстных женщин, вновь одерживает верх.
Успешная, но одинокая Дженис обращается к антропологу Артуро, надеясь с его помощью отыскать останки своего деда. Дед был убит фалангистами во время гражданской войны и погребен в братской могиле около родного села. Мы видим архивные снимки, слышим обрывочную трагическую историю, которую рассказывала Дженис ее бабушка. Артуро соглашается взяться за дело – и мы уже готовы погрузиться в исследование сложной исторической темы, как вдруг между героями вспыхивает бурная любовная страсть. Дженис беременеет и решает оставить ребенка: «Мне почти сорок!». Артуро ретируется, чтобы ухаживать за больной женой и заниматься поиском захоронений где-то за кадром. В роддоме Дженис оказывается в одной палате со старшеклассницей Аной. Девушка не планировала беременность и потому чувствует себя растерянно. Счастливая Дженис помогает ей принять это положение. Несмотря на разницу в возрасте, Дженис и Ана становятся подругами. Позднее их судьбы переплетутся, причем сразу несколькими узлами, в духе латиноамериканских мыльных опер.
В момент стремительного чувственного поцелуя Дженис и Артуро мелодрама крепко захватывает контроль над нарративом. По ходу основного сюжета «Параллельных матерей» мы, возможно, еще пару раз вспомним про какие-то раскопки из-за пары фраз, брошенных темпераментной Дженис во время ссор – но в остальном будет происходить полный Альмодовар. Яркие цвета накаляют обстановку. Нервные струнные Альберто Иглесиаса подчеркивают громкие слова, произнесенные навзрыд. Решительные женщины стараются взять судьбы в свои руки. Мужчины робко бездействуют. Фактурная актриса Росси де Пальма разрезает кадр своим профилем, как ледокол… И, конечно, в «Параллельных матерях» есть несколько сюжетных поворотов, которые у любого другого режиссера смотрелись бы невероятной пошлостью, но у этого испанца выглядят совершенно логичными, как сплетни бабки на скамейке.
В «Параллельных матерях» Пенелопа Крус работает как любимый и точный во всем инструмент режиссера. Ее приз в Венеции за лучшую женскую роль полностью оправдан. Кто еще смог бы так сыграть человека, которому приходится подавлять в себе бурю чувств – чтобы собеседник на экране ничего не заподозрил, но зритель перед экраном все почувствовал? Безупречно отработанные элементы альмадоварского кино захватывают и держат внимание – как и 15 лет назад в «Возвращении», как и 30 лет назад в «Женщинах на грани нервного срыва».
Тем страннее воспринимается та самая параллельная линия о захоронениях, заявленная в первых сценах фильма «Параллельные матери». Когда коллизия в сложных отношениях Аны и Дженис более-менее разрешается, зрителя ждет еще с полчаса совершенно другого повествования. Вместо надрывной мыльной оперы о двух матерях разных возрастов – размеренное антропологическое исследование судеб репрессированных крестьян.
При желании, при наличии развитого ассоциативного мышления или, в конце концов, прочитав интервью Педро Альмодовара «Коммерсанту», можно разглядеть связи между двумя этими историями. В Испании на официальном уровне не принято особо распространяться о жертвах диктатуры Франко. Раскопки и исследования остаются уделом местных благотворительных организаций, вроде той, в которой работает антрополог Артуро. Альмодовар поясняет:
«Стремление Дженис докопаться до истины немного противоречит поступкам в собственной жизни, когда речь заходит об искренности. В этом и заключается главный конфликт этой истории».
Однако думать о захороненных предках, когда залитая слезами Пенелопа Крус открывает тайну, год разъедавшую душу ее героини, не получается. Глядя на кости репрессированных испанцев после сеанса страстей сложно почувствовать ту национальную скорбь, на которую нацелен взор Педро Альмодовара. Зритель оказывается примерно в том же положении, что старшеклассник, который всю неделю решал сердечные вопросы, а потом его притащили на экскурсию по местам памяти. Знать и понимать, что здесь произошло, конечно, важно. Но как бы ты ни старался делать серьезное лицо, все равно будешь думать о том, что произошло с тобой вчера, а не с твоим прадедом век назад.
