История опытного детектива Сомерсета (Морган Фримен) и его дерзкого напарника Миллса (Брэд Питт) впитала весь страх, злость и отчаяние человечества. «Семь» (1995) – чистый Финчер. После третьего «Чужого», снятого и смонтированного разными людьми, молодой режиссер, который зарабатывал рекламой, взялся за полицейский триллер с гнетущей библейской фатальностью. Финчер, изменивший лицо американского кинематографа, не допустил повторения эпопеи с «Чужим», который для него едва не обернулся крахом, и показал, как жизнь бессмысленна и беспощадна. Даже копы, блуждая во тьме, не верят в успех собственного расследования.
«Семь» стал хитом и тем редким фильмом, где Дэвид Финчер использует живую камеру. Триллер о природе зла оказался знаковым и для Брэда Питта, после дорожной драмы «Тельма и Луиза» ушедшего от образа сексуального красавчика, и для Моргана Фримена, который, как в тюремной драме «Побег из Шоушенка», сыграл мудреца, видавшего все на своем веку, а также для Кевина Спейси, получившего в 1996 году «Оскар» – правда, за фильм «Подозрительные лица» (1995). У Финчера актер предстал в образе неуловимого мизантропа, который на протяжении почти всей истории как бы отсутствует. Джон Доу воплощает Судный день, орудие Апокалипсиса. Называть его психом – опрометчиво. Он ненавидит грешников, но сам грешит, доказывая, что человек способен на любое злодеяние, если его можно оправдать.
Триллер с нигилистической смурью под музыку Говарда Шора – постоянного композитора Дэвида Кроненберга, еще одного исследователя человеческих извращений – заканчивается, когда садиста арестовывают, и детектив, чувствуя абсолютное бессилие, яростно его расстреливает. Однако жертвой безумца становится не только убитый горем Миллс, но и Сомерсет, который давно опустил руки, хотя и не поддался искушению, как его напарник. За поисками убийцы видна тоска детектива по смыслу жизни. Именно с одинокого Сомерсета начинается криминальный сюжет. Окружающий его мир разит развратом. Никого не волнует разбрызганная по стене кровь и видел ли убийство ребенок. Детектив засыпает под стук метронома, потому что устал от города грехов. Осталась неделя до пенсии, но эта неделя будет для Сомерсета самой мучительной. И страшнее станет, когда он узнает, что в коробке.
«Не могу дождаться, когда вы увидите. Это будет нечто», – устами маньяка предупреждает нас Дэвид Финчер. Убийца, вообразивший себя божьим избранником, убежден: людей давно пора бить кувалдой, чтобы они слушали, потому что мы видим пороки и молчим. Повернутый на грехах палач испытывает волю человека, подобно карающему Богу. Вот так вскользь режиссер, такой же знаток человеческих душ, объявил себя мессией, а зрителей – извращенцами. И если садист Джон Доу наказывает общество, а геройствующий Миллс верит в спасение, то измученный Сомерсет терпеливо ждет выхода на пенсию, чтобы наконец послать этот дерьмовый мир к черту.
«Семь» начинается как детектив, продолжается как триллер, а заканчивается как хоррор, где давно уравняли смерть с вуайеризмом и синефилией. Не просто так у Финчера внимание обращено к искусству. Афиша советской «Пышки» в квартире Миллса – немого фильма о лицемерии и подлости буржуазии. Вступительные титры обыгрывают образ маньяка как ремесленника. Позже он притворяется газетным фотографом. Зверские убийства похожи на арт-объекты, а сам злодей предстает чуть ли не авангардным художником, творцом, проповедником, радикалом и, в конце концов, мучеником, обнажающим, как Финчер, темную натуру человека. Толстяк тонет в собственной рвоте. Адвокат с дурной славой режет себя на куски. Наркоман – и педераст, вообще-то – гниет на койке.
Квартира неуловимого Джона Доу напоминает музей, который заполнен крестами и дневниками, где раскрывается его извращенный ум. Маньяк прячет подсказки за перевернутым полотном. Убийца играет с копами, которые смотрят, но не видят. И пока Миллс изучает фотографии изуродованных жертв, Сомерсет отправляется в библиотеку, чтобы под сюиту Баха в компании Мильтона и Данте познать философию злодея. «Джентльмены. Я никогда не пойму. Все эти книги. Мир знаний – ваш. И чем вы занимаетесь? Режетесь в покер», – удивляется детектив, окруженный вековой мудростью. Искусство придает жизни смысл там, где его никто не видит. Это понимает Сомерсет, и это же показывает Доу. А дьявол, как известно, в деталях.
В конце фильма, где Финчер, как анархист Тайлер Дарден, вклеивает кадр жены Миллса, разыгрывается классическое «казнить нельзя помиловать». Мысль о том, что героиня Гвинет Пэлтроу – ангел во плоти – ждала ребенка, превращает нуар в трагедию. Понятно, почему так важна сцена в кафе, где она признается сыщику, будто исповедуется священнику, что беременна. Тогда же Сомерсет рассказывает, как уговорил любимую женщину сделать аборт, потому что он верит в неизбежность зла и обреченность человечества. В этом гибнущем мире страшно всем. Грязный, тесный, промозглый мегаполис – не декорация, а живое воплощение порока. Дэвид Финчер изображает маньячный город как тюрьму, бездну, комнату страха, куда не попадают случайно. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Идеалист Миллс и его беременная жена – мечта пережившего ужас и потерявшего надежду Сомерсета, который ложится и просыпается в одиночестве, в то время как его напарник – в нежных объятиях школьной любви. Старик наблюдает за гибелью семьи. Праведник теряет голову и становится грешником. Миллс исполняет волю безумца. Самоубийство маньяка – последний штрих в изощренном шедевре. Что это, если не притча об убийственном совершенстве? «Долог и тяжел путь, ведущий из ада к свету». А ведь и Финчера, критикующего буржуазное общество, всегда отличал кубриковский перфекционизм.