Роджер Гловер: «Нас остановит сама природа»

“Infinite” – это 20-й альбом Deep Purple. Расскажите, трудно ли делать 20-й альбом в дискографии? Или напротив, перефразируя известную русскую поговорку, «трудно только первые 15 альбомов»?

Мы не рассуждаем в таких терминах. И для меня он не 20-й, я играл не на всех альбомах. Мы просто получаем удовольствие от того, что делаем. Мы не думаем о том, что это 20-й альбом, на это обращают внимание другие люди. А мы просто делаем то, что делаем. И этим мы занимаемся последние 50 лет.

Это ваш второй альбом с продюсером Бобом Эзрином. Расскажите, какова была его роль в создании диска? Все Deep Purple – опытные студийные музыканты, а вы, Роджер, и сам опытный продюсер. Для чего вам нужен сторонний продюсер?

Я не знаю, кто предложил его кандидатуру, возможно, это было предложение агента или менеджмента. Когда мы выступали в Торонто четыре или пять лет назад, он пришел на наш концерт. И на следующий день у нас была встреча. Я был знаком с ним раньше. Но он сказал чудесные слова, что он был очень взволнован живым выступлением, и в особенности, теми искрами, которые летели между пятью музыкантами. И он видел реакцию зрителей. На следующий день, когда у нас была встреча, он обратил на это внимание и сказал, что хочет ухватить это ощущение в студии. Ведь выступление перед живой аудиторией совсем не похоже на игру в студии. Но секрет заключается в том, чтобы быть собой. Если начинать подстраиваться под своё наследие, думать о своем прошлом, ничего путного не выйдет. Не следует планировать, что и как играть. Мы должны быть самими собой. Так что мы старались смотреть шире. И когда мы начинали, то не знали, что получится. В некотором роде, для нас это такой же сюрприз, как и для всех остальных. Имея такое прошлое… мы живём в настоящем. Прямо здесь, прямо сейчас. Мы не думаем о том, какую музыку нам следует играть, мы просто играем то, что получается у нас естественным образом. И то, что получается, в некотором роде является результатом коллективного инстинкта группы.

Вы являетесь главным сочинителем в группе. Расскажите, пожалуйста, как рождались песни для нового альбома? Иен Гиллан говорил, что музыка рождается непосредственно во время работы в студии. А как было на этот раз?

На самом деле, примерно тем же самым образом, как и с тех пор, как я присоединился к группе. У нас была пара сочинительских сессий, не в студии, а на репетиционной базе, и мы записывали то, что вышло, на маленькие цифровые приспособления, просто чтобы не забыть. Эти сессии продлились 8 или 9 дней, и когда они закончились, у нас было 15-20 идей. Затем у нас была еще одна сочинительская сессия, на которой мы еще немного их отшлифовали, и следующим этапом мы вместе с Бобом Эзрином отправились на студию в Нэшвилле. Мы собрались вместе и поиграли то, что у нас было. И как раз на этом этапе Боб подключился к работе над альбомом и стал давать комментарии относительно аранжировок. Он очень помог.

Возникали ли во время работы над альбомом спорные моменты? Как они решались, голосованием? Или последнее слово всегда оставалось за продюсером?

В отношениях между нами и Бобом большую роль играет доверие. И во многих отношениях он становится шестым участником группы, когда мы работаем в студии. Он указывается в качестве соавтора, но не потому, что он много сочиняет, а потому что в целом здорово помогает нам. Он помогает нам стать самими собой. Помогает создать более сильные или качественные аранжировки, чем те, которые были у нас в голове. Я думаю, что когда работаешь с другими людьми, нужно быть готовым идти на компромисс. Нельзя быть слишком настойчивым со своими идеями. Но если бы я сочинял один, я бы не сочинил то, что появилось у нас на альбоме. Мы не пишем песни, мы позволяем им вырасти. Они произрастают из всех нас. Да, иногда песня получается совсем не похожей на то, как ты ее себе представлял. И иногда даже тебе самому это не нравится. Но важно смотреть на картину в целом. Так что мне может не нравиться что-то одно, но мне нравится много других песен. Всё начинается с очень формальной идеи, а затем внезапно она превращается в полноценную песню. В этом есть величие, волшебство. Всегда есть предощущение песни, и нужно прилагать усилия, чтобы это ощущение воплотилось.

Очень приятно и неожиданно слышать на альбоме “Roadhouse Blues”, кавер-версию песни группы The Doors. Как она появилась? Вы считаете себя поклонником творчества Джима Моррисона?

Безусловно! The Doors были отличной группой и серьезно повлияли на нас в 60-е годы. Моя предыдущая группа, в которой я был до Deep Purple, имела в репертуаре песни The Doors. Особенность песен The Doors – их честность. В них очень мало искуственного. Вы получаете именно то, что слышите. Идея записать версию “Roadhouse Blues” была спонтанной. Мы не очень раздумывали над ней, и в этом весь смысл. Нам не хочется оказываться перед необходимостью думать. На альбоме “Now What?!” мы записали песню Джерри Ли Льюиса [Номер “It’ll Be Me” вышел на специальном издании альбома – прим. Soyuz.Ru]. Это получилось, потому что Боб [Эзрин] сказал: «Дайте мне какую-нибудь стоящую песню из прошлого!» - мы сделали ее просто чтобы повеселиться. И то же самое произошло на этом альбоме, снова. Боб предложил: «Не хотите записать какую-нибудь старую вещь, просто для прикола?» Иен Пэйс иногда выступает в трибьют-группе и он предложил эту песню – отличная песня, очень простая. Было очень здорово ее записать, слова мы взяли из интернета. На всё про всё ушло полчаса. С одного дубля.

Понравился ли вам финальный результат?

Да. Я прослушал запись и этого трека, и альбома целиком. Да, мне нравится.

Принято считать, что в истории рок-музыки было три главных тяжелых группы – Led Zeppelin, Black Sabbath и Deep Purple. Совсем недавно Black Sabbath объявили о распаде, таким образом, вы остались одни. Есть ли у вас какие-то особенные ощущения в связи с этим?

Мы здесь, и нам не нужно сравнивать себя с кем-либо. Соревнования никогда не было. Так устроен мир, не так ли? Какие-то группы живут долгую жизнь, какие-то нет, это неподвластно нам. Led Zeppelin не могли продолжать без Джона Бонэма, это было их решением, отлично. У нас не было такого же чувства, когда Ричи ушел – мы очень хотели продолжать. Но я думаю, что продолжать с гитаристом, который выглядел бы так же и звучал так же [как Ричи], было бы большой ошибкой. Я думаю, этого хватило бы ненадолго. Я думаю, нам нужно было измениться, чтобы родиться заново, если угодно. И как раз именно это Стив привнес в группу на альбоме “Purpendicular”.

Тогда нам предстояло сделать чудесный, счастливый альбом. Главным мне видится создание нужной атмосферы в студии, настраивающей на музыку. И эта атмсофера была. Я слышу это на “Purpendicular”, я слышу это на “Now What”, я слышу это на “InFinite”. Была очень хорошая атмосфера в студии. Это работа продюсера. Продюсер нужен для разных вещей, но главное – добиться от артиста игры, исполнения. Такие вещи позволяют тебе ощущать себя комфортно и уверенно, расслабленно. Чтобы добиться наилучшего результата, нужно быть расслабленным. Нельзя слишком напрягаться, выдавливать что-то из себя. Нужно быть естественным, насколько это возможно.

Не является ли имя группы грузом для вас? Может быть у вас, как группы, иногда возникает идея сделать что-нибудь безумное, необычное, неожиданное, но тут вы думаете – ну нет, Deep Purple не могут себе такое позволить!

Если будешь стараться угодить всем, то потеряешь себя. Мы прежде всего стремимся угодить себе. Иногда мы начинаем думать: что такое, в сущности, песня Deep Purple? Но мы однозначно находимся в таком положении, когда песней Deep Purple станет всё, что мы сыграем. Однажды кто-то спросил, почему мы больше не пишем такие песни, как “Highway Star”? На самом деле, мы пишем. Просто они не звучат как “Highway Star”. Мы пишем песни, вот и всё. Когда пишешь песню, то не имеешь ни малейшего представления о том, каким будет ее будущее. И когда мы закончили “Highway Star”, мы тоже не представляли, какое место займет эта песня. Мы считали, что она просто хорошая, ничего особенного. Так что это дело других людей – судить и делать оценки. Мы не стареемся заранее выделить какие-то песни, ведь мы не знаем, как люди воспримут нашу музыку. И конечно, когда в группе есть Стив, это многое предопределяет. Я, например, не могу представить, как такие песни, как “Aviator”, “Sometimes I Feel Like Screaming” или “Touch Away”, или что-то еще с “Purpendicular” мы играем с каким-то другим гитаристом кроме Стива. Мы изменились, стали чем-то новым, и возможно, в этом причина того, что мы еще существуем как группа.

Deep Purple очень сильно отличаются от большинства современных групп. Как вы относитесь к современной музыке, в частности, к современной рок-музыке? Есть ли у вас ощущение, что это умирающий жанр, или слухи о смерти сильно преувеличены?

Я слушаю не так много современной музыки. Я слушаю разную музыку, африканскую музыку, джаз, классику, что угодно. То, что я слышу в рок-музыке, это нечто слишком однотипное. Все выглядят слишком одинаково, это своего рода униформа: татуировки, поза, кожа. Они, похоже, подстраиваются под общую гребенку. Мы те, кто мы есть. Или так, или никак. У Purple есть еще одна особенность, которая есть не у всех – это чувство юмора. Мы не принимаем себя слишком серьезно.

Нам кажется, так и надо!

Да, мне тоже.

После выхода альбома у вас запланирован гастрольный тур. Название “The Long Goodbye” означает, что этот тур прощальный?

Мы не знаем, когда наступит конец. Но конечно, мы уже в том возрасте, когда финал уже где-то за углом – год или два, или три, мы еще не знаем, сколько. Не в наших силах определить финальную дату. Это слишком эмоциональные или слишком тяжкие мысли. Мы – группа, нам нравится заниматься своим делом, мы не хотим останавливаться. Но я думаю, что сама природа остановит нас в какой-то момент. Я надеюсь, что всё это продолжится еще два-три года, что мы запишем еще один альбом или даже два. Но мы не знаем этого. Этим и объясняется название тура.

Не было ли у вас мысли записать акустический альбом? Потому что многие группы так делают.

То, что многие группы так делают – для нас хороший аргумент в пользу того, чтобы так не делать (смеется). Я не знаю, что нас ожидает в будущем. Это может быть любая музыка, но не акустическая. Я знаю, что многие группы так делают, и это прекрасно, но у нас никогда не было искушения попробовать себя в этой области.

Джон Лорд однажды сказал, что устал от рок-музыки. Планируете ли вы продолжать играть такую музыку, или мы можем услышать что-то в другом ключе?

Мои сольные альбомы не звучат как Deep Purple, потому что мне не хочется состязаться с группой или с её именем. Я в первую очередь сочинитель, так что не ограничиваю себя в плане песен, которые пишу. Песни, которые я пишу для Deep Purple – это песни для Deep Purple. И над ними мы работаем вместе. А вообще я просто позволяю песне быть собой. Позволяю ей появиться. И я не понимаю, откуда приходят песни. Они приходят из какого-то духовного пространства. Или ждут в разных концах света, пока их откроют. Я не пишу песни – я жду, пока они придут ко мне. И это то, чем я занимаюсь. Я всегда буду, прежде всего, сочинителем. В большей степени, чем бас-гитаристом, чем продюсером. Я думаю, если говорить о песнях, то я никогда не перестану заниматься этим. Ну, то есть когда я умру, то, конечно же, перестану. Но насколько я могу видеть, я всегда буду записывать то, что приходит в голову.

Спасибо вам за интервью, передавайте приветы группе! У вас много поклонников в нашей стране – в самых разных городах.

Мы тоже это чувствуем. Каждый раз, когда мы приезжаем в Россию, нас очень тепло принимают. Мы очень ценим отношение наших поклонников. Спасибо!