У вас в следующем году будет ваш персональный юбилей. Вы планируете его отметить как-нибудь всенародно?
Никаких планов не строю, поживем - увидим. У меня сейчас нет никаких задумок, ведь может произойти столько событий. А загад не бывает богат, не будем забегать так далеко вперед.
За столько лет вашей творческой деятельности вы занимались и радиопередачами, и фестивалями, и группой Ва-Банкъ, и сольным творчеством. А что с точки зрения ретроспективы для вас важнее всего?
Радиопередачи, фестивали, телевизионные программы, съемки в фильмах, аудиокниги, сольное творчество, Ва-банкъ, книжки - мы насчитали восемь направлений деятельности. Конечно, музыка, это основное. Просто по жизни выплывают какие-то предложения, и я всегда им старался быть открытым, потому что считаю, что они, так или иначе, вносят какие-то духовные копеечки в мою копилку музыканта. Это опыт, и я не жалею ни о чем, из того, что я пытался сделать, потому что артист по ходу своей жизни должен все время что-то накапливать. Для того, чтобы что-то выдавать, обязательно нужно что-то копить. И эта разнообразная деятельность позволяет быть более многогранным в своей основной деятельности, потому что сугубые певцы ртом мне никогда не были интересны. Даже если человек не сочинял свою музыку, он все равно что-то значил, для того, чтобы привлечь мое длительное внимание. Скажем, Фрэнк Синатра, или Элвис Пресли, или Леонид Утесов - они не шибкие писаки, но они все-таки не были певцами ртом. А почему они не были певцами ртом? А потому что они были многогранные ребята и они так себя артистически развивали, что когда каждого из них ты смотришь или слушаешь, ты чувствуешь, что там не плоскость, а глубина. И я думаю, что так или иначе, все, о ком я сказал, и многие другие повлияли на меня и в каком-то смысле продолжают влиять. Я нахожу для себя что-то новое в них, как это произошло, например, несколько лет назад, когда я готовил программу на ТВ Культура «Роковые ночи», посвященную Элвису Пресли. Мы там показывали фильм-камбэк Элвиса 1968 года, снятый после того, как он на несколько лет назад отошел от своей основной музыкальной деятельности и сосредоточился на кино. Он попробовал себя в кино, это ему было тоже интересно, а потом понял, что все-таки ему хочется рокнролла. Его менеджер, полковник Паркер придумал ему такой камбэк - он сделал телевизионное шоу для Элвиса, которое показали в рождественскую ночь с 1968 на 1969 год в самый прайм-тайм. И за одно шоу он вернул Элвиса на пьедестал.
Именно это шоу мы показывали в «Роковых ночах», а я его, естественно, предварительно внимательно посмотрел, потому что мне нужно было давать свои комментарии. И вот я впервые для себя открыл такого Элвиса - вроде бы, мы все его знаем, знаем его песни, знаем, что он король рокнролла. Но спроси - и не каждый вам скажет, почему он король рокнролла, чем он таким королевским обладал, что этот титул у него не отобрал никто до настоящего времени. Я могу теперь точно сказать - посмотрите телевизионное шоу 1968 года, и вы сразу поймете, почему это король этого жанра. Эти маленькие открытия происходят со мной почти всегда, и я убеждаюсь в том, что настоящий, интересный, значимый артист всегда глубже, чем просто певец ртом, даже если он не сочиняет свои песни.
Тут речь идет о харизме, в первую очередь.
Тут идет речь обо всем, тут целый комплекс, и он всегда очень индивидуален – это и понятно, он и должен быть индивидуален, потому что только индивидуальность вводит артиста в категорию непререкаемых авторитетов. Поэтому мне всегда было интересно этим заниматься, я наматывал на ус разные виды опытов, в том числе, с программой «Учитесь Плавать». Я познакомился с огромным количеством музыки, которую я до этого не слушал внимательно, хотя считался на тот момент довольно подкованным человеком, а оказалось, что я кучу всяких направлений не знаю. Я вживую встретился с большим количеством западных артистов, взял у них интервью, и это был как положительный опыт так и отрицательный, но отрицательный опыт - тоже опыт. Это было общение с моей радиоаудиторией, которую я бы в противном случае не получил бы никаким образом, а здесь мне открылись какие-то психологические стороны моих слушателей, которые очень откровенно, доверяя мне как ведущему, писали мне письма, и эти письма тоже на меня повлияли. Я вынес для себя что-то, например, я начал получать огромное количество писем, связанных с наркотической проблематикой. Я был тогда совсем не в курсе того, какая это колоссальная проблема, а я уже был в музыке достаточно давно, уже лет десять, как существовал Ва-Банкъ, мы ездили по разным городам, весям и странам. Но то, что это приняло у нас характер бедствия, особенно в той среде, которая слушает музыку, звучавшую в программе «Учитесь Плавать», на меня очень сильно повлияло. В частности, благодаря письмам и обратной связи мы решили, что нам необходимо всячески пропагандировать идею здорового образа жизни, отказа, по крайней мере, от тяжелых наркотиков, потому что с марихуаной бороться - это совсем дело неблагодарное, она не шибко отличается от алкоголя и сигарет, покрепче, по-другому действует. Но от тяжелых наркотиков - без сомнения. И это было именно потому, что я вел программу «Учитесь Плавать» - если бы я ее не вел, я бы никогда не узнал эту сторону жизни моих сверстников и поклонников тяжелой альтернативной музыки.
То же самое касается и написания книжек - это был опыт, попытка сочинить хорошую добрую детскую сказку на русском материале, чтобы она встала в какой-то достойный ряд и составила конкуренцию нахлынувшим тогда западным персонажам, которые были зачастую совершенно чужеродными нашей ментальности. Советские герои, Незнайки и Винни-Пухи, ушли, но новых не было, и этот образовавшийся вакуум мне с моим другом писателем Канушкиным захотелось восполнить. И вот мы его восполнили через серии детских книжек про мальчика Петровича и его друга Патапума.
Я никогда не считал себя профессиональным актером - я профессиональный артист, а не актер, это специальная профессия, ей надо учиться. Но если мне подворачивался какой-то интересный сценарий и режиссер верил, что я это могу сыграть - скажем, в Сиянии я никогда бы не сыграл, Николсон - великий, я слишком уважаю кино, как вид искусства, чтобы считать себя в нем профессионалом. Но попробовать себя в кино мне было интересно и интересно до сих пор. Поэтому все это шло в копилку, но все это не главные мои направления. Главным я всегда считал музыку - и Ва-Банкъ, и мое сольное творчество, и те параллельные программы, которые я играл и продолжаю играть, например, Вертинского, он в моем багаже уже 16 лет. Никто из рокенрольщиков этим похвастаться не может, потому что одно дело включать одну-две его песни в свой концерт, а другое дело - играть полноценный концерт Вертинского как отдельную программу.
Это испытание.
И я уверен, что Вертинский меня обогатил, как артиста. А последние несколько лет сюда добавился еще и Утесов, это тоже отдельная программа и заход в джаз. Если бы мне кто-нибудь сказал в юношестве, что я зайду в джаз, я бы посмеялся. Я не считаю себя каким-то квалифицированным продвинутым джазменом, как ребята вроде Колтрейна или Майлза Дэвиса - это совершенно недосягаемые величины, этому нужно посвятить всю жизнь. Но как обогащение артистического багажа - все это так или иначе приходят в Ва-Банкъ. И значит, когда я выхожу на сцену, я обогащен всем этим. Вот это, я считаю, с одной стороны, бесценный опыт, а, с другой стороны, уникальный - это и делает из меня такую фигуру, которая не похожа ни на кого из существующих российских артистов, как, впрочем, и западных.
В начале творческой карьеры Ва-Банкъ был более громкой и экстремальной группой, сейчас вы пришли через весь этот опыт немного другому.
Сейчас важны нюансы. Ты можешь дать на концерте громкость не меньшую, чем Sepultura, но, в отличие от них, ты можешь дать такое пианиссимо и сделать это настолько органично, что это будет тебя отличать от всех сепультур, существующих в мире.
Это тоже, что и сама Sepultura - есть тысячи других групп, но они одни.
Они много лет играют одно и тоже, как большинство западных артистов. В этом их большая беда.
Ваши ориентиры менялись от каких-то громких групп до Утесова. Такое развитие нормально для артиста?
Мне это органично. Я не слушаю сейчас в таком количестве тяжелые альтернативные группы, как это было во времена «Учитесь Плавать». Тогда я очень много слушал и был большим поклонником тяжелых коллективов, типа пантеры. Когда мы летели в самолете вместе с Людмилой Марковной Гурченко, я на полном серьезе, абсолютно искренне в плеере ей давал послушать последний на тот момент альбом Pantera, потому что был очень большим их поклонником. И самое главное - она прослушала два или три трека и заценила их артистически.
Может быть, были открытия из каких-то новых групп или новых альбомов в последнее время?
Большинство моих открытий осталось позади. Я для себя сейчас не нахожу для себя чего-то принципиально нового. Может быть, это связанно с тем, что я, будучи очень образованным музыкантом, всегда нахожу, откуда ноги растут. То есть я вижу вторичность, а то и третичность тех или других коллективов. Получается, что основной пласт мощного рок-н-ролльного мышления был, конечно, в первой волне рок-н-ролла. Там были заложены, в каком-то смысле - выработаны все залежи рокенрола практически во всех его жанрах. Поэтому, говоря о тяжелой музыке, понятно, что у большинства нынешних коллективов корни уходят все равно в Led Zeppelin, никуда ты не денешься. Нет новых изобретений - я могу по полочкам разложить весь Muse. Я не отрицаю, что они очень хорошие исполнители, что Беллами - отличный сонграйтер, но он крайне вторичен, и это неизбежно.
В чем сейчас в основном новое? Мы не должны забывать, что мы сейчас живем в постмодерне. Новое сейчас - это компиляция старых элементов таким образом, как их пока еще никто не скомпилировал. Мы смотрим калейдоскоп, раз - и вдруг неожиданный рисунок. И мы потом, долго крутя этот калейдоскоп, понимаем, что на самом деле - это повторение рисунков. Это только кажется, что они новые, а если мы их покрутим долго, то мы увидим, что рисунки повторяются. Вот примерно то же самое происходит с рокенролом и со всеми видами этого энтертейнмента. Все новые жанры - это компиляция старых жанров в каких-то необычных комбинациях.
К тому же это достигается какими-то звуковыми ухищрениями.
Конечно. Это, в конечном итоге - упаковка, и конечно, она нова для тех, кто начинает. Каждый год приходит новое поколение слушателей. А в большинстве случаев среднестатистический слушатель ни к чему и не приходит - он упирается во что-то новое, с этим новым живет какое-то время, а потом автоматически выходит из разряда слушателей. Это обычные возрастные истории, на этом построены все системы шоу-бизнеса. Если он остается слушателем, то чаще всего, это группы, которые его цепанули в детстве, он продолжает нести с собой, и вот ему двадцать лет, и вот ему двадцать пять, ему тридцать, его кумиры вместе с ним стареют, он ходит на их концерты, и дальше мы видим ту самую картину, когда на пожилых The Rolling Stones мы видим пожилую аудиторию, немножко разбавленную молодежью. Если ты сумел в течение длительного времени не распугать аудиторию, которая с тобой вместе росла, но еще прибавить какую-то то молодую аудиторию, которая не помнит тебя молодым в силу того, что их еще не было на свете, тогда ты большой молодец. Это и есть, наверное, самый лучший показатель для артиста - когда он имеет не только свою старую аудиторию, но если он интересен, хоть немножко, каким-то новым молодым людям. Так происходит не у всех, и к этому не нужно стремиться - это или получается, или не получается.
Мне кажется, на этой волне происходят реюнионы групп, которые молчали много лет.
Все реюнионы на этом и построены. Ты вдруг понимаешь, что тебе надо снова подцепить ту свою аудиторию. Чаще всего реюнионы никакую молодежь не подцепляют, это совершенно очевидно, только если это какое-то совсем легендарное имя и молодежь что-то слышала от своих пап, мам, бабушек и дедушек. Но в основном реюнионы сделаны для того, чтобы подогревать интерес той самой аудитории, которая была молодая, когда ты был молодой
Сейчас группы из альтернативной сцены 90-х начинают снова собираться и играть, те же IFK.
Про IFK я говорить не буду, потому что не знаю, что у них сейчас происходит, я помню тот период IFK, который я считаю самым золотым, когда там было два вокалиста. «Я живу в Москве» - это замечательная песня , ее даже сейчас можно слушать. А если говорить о западных коллективах, то классический камбэк - это группа Sepultura. Я помню, с каким воодушевлением я ставил их пластинку «Roots Bloody Roots», когда она появилась. Это было совершенно новое слово в тяжелой музыке, сочетание тяжести и этники. Прошло много времени, и они поняли, что это был их вышак, что это было самое высшее их достижение. И вот недавно они к нам приезжали именно с программой «Roots Bloody Roots». Круче этого они не сделали ни по отдельности, ни вместе.
Но нельзя же собраться и сказать, вот сейчас мы соберемся и запишем такой же крутой альбом, как «Roots Bloody Roots».
Конечно. Они к этому шли, и вдруг - раз! и звезды сложились.
А среди ваших песен есть такие, которые вы считаете удачей, такой, чтобы вдруг получилась не песня, а шедевр?
Есть, конечно. Если мы говорим про альбомы, то получилось так, что невероятно удачным по духу, по всем компонентам ранний альбом, который называется «Ва-Банкъ на кухне», который я позиционировал как первый российский unplugged, и до сих пор я уверен, что это первый осознанный российский unplugged. Мы были реально первыми чуваками в России, кто сделал такой альбом. Вот он удача. Удача как альбом, как проект альбом «Нижняя тундра», он получился невероятно мощным, невероятно убедительным, очень революционным по тем временам и я помню, когда он выходил, на пресс-конференции я сказал, что понадобится время, чтобы аудитория по-настоящему заценила «Нижнюю тундру». И действительно, я оказался прав - прошло время, и я знаю некоторое количество людей, которые мне это говорили, что они считают «Нижнюю Тундру» одним из самых сильных альбомов Ва-Банка. А некоторые считают самым сильным. Но говоря про отдельные песни, да, конечно, у меня есть несколько сильных попаданий, я их постоянно имею в виду в моей концертной работе и мы когда-то много лет назад с Евгением Всеволодовичем Головиным, моим другом и учителем, автором песни «Эльдорадо», говорили, что если артист, музыкант, песенник, сонграйтер может к концу своей карьеры насчитать порядка десяти абсолютных песен - это был Женин термин, такое некое сочетание типа "Эльдорадо", ничего не выкинешь - ты можешь считать, что ты не зря этим занимался. Я думаю, что близко к десятку у меня есть.
А какие это песни, помимо «Эльдорадо»?
«Эльдорадо» - это не моя песня, она мною исполнена. Она стала визитной карточкой, спасибо Евгению Всеволодовичу, спасибо Создателю, что он тогда дал мне вспомнить эту песню, когда мы записывали альбом «Живи, живое». Женя очень ценил – и я с ним согласен – «Пьяную песню» с альбома «На кухне» - раз. Конечно, «Маршруты московские» - два. Я думаю, песня «Сашенька», опять-таки с альбома «На кухне» - три. Песня «Босиком по Луне» с одноименного альбома к пятнадцатилетию Ва-Банка – это четыре, «За гагарой с черным пером» - и вообще все озарение, связанное с Васей-Совестью – это пять. Я думаю, моя безусловная удача на долгие годы, одна из моих вершин – «Команданте Че» - это шесть, «Корабли не тонут» - это семь. Остальные песни, наверное, должны отлежаться, потому что они идут ближе к нам, а для того, чтобы они отлежались, нужно время. Эти песни точно отлежались, их время проверило и не выкинуло. Песня всегда имеет свою жизнь, она может быть длинной или короткой. Эти песни имеют длинную жизнь, это совершенно точно. Семь мы уже насчитали, это неплохо по гамбургскому счету.