Сергей Галанин: Жизнь в «глобальном шапито»

«Мы этой музыкой питались»

Сергей, спасибо большое за согласие побеседовать!
Первой, так сказать, ласточкой, возвестившей скорый выход вашего нового альбома, стал клип «Дэвид Боуи»: «Дэвид Боуи не умер, он ушёл покурить или просто уснул, обретая покой, или Джим позвонил, зазывая в Париж, или Брайан помахал из бассейна рукой…»

Они – как близкие родственники. Мы понимаем, что их нет на этом свете, что они умерли, но они с нами. Как говорил Шахрин в своё время, «мы этой музыкой питались». Не то что сейчас – она мимо нас пролетает, эфир перенаполнен. А той музыкой мы жили, мы ею питались. Мы жрали её прям, с остервенением, мы её кромсали, пережёвывали, глотали – и те, кто её играл, они с нами навсегда. Вот поэтому Боуи ушёл покурить.

Я очень рад, что она у меня наконец сформировалась, эта песня. Те, кого я там упомянул, это, ну дай бог, половина из тех музыкантов, о ком я бы хотел поговорить. Но перегружать песню тоже ведь нельзя… Кстати, ты понял, кто такой Мик-то?

«Рядом Мик на гитаре наигрывал что-то» – имеется в виду Ронсон?

Да, конечно! Мне все задают вопрос: «Кто такой Мик?» И я думаю: «Какие странные люди!»

Нет, я сразу понял, что это Ронсон.

Причём у него судьба ещё более, на мой взгляд, трагическая, чем у Дэвида. Дэвиду всего шестьдесят девять было – мало, конечно, просто ужас… но Мик-то вообще в сорок с небольшим ушёл.

Может, вы помните, в 1992 году был концерт памяти Фредди Меркьюри и Ронсон там выступал. У него был рак, он уже совсем плохо выглядел. И я подумал, что вот он-то и расскажет Фредди про этот концерт, потому что будет первым, кто его увидит на том свете.

А песня – да, она берёт за душу…

Многие из друзей-рокеров мне сказали, что она получилась немножко мягкая, можно было бы этот крик души пожёстче сделать. А мне кажется, проорать сложнее, я здесь пошёл по более лёгкому пути. Потому что, если ты будешь на эту тему орать, это должна быть такая искренность, такой крик души… А я не знаю, потянул бы я. С другой стороны, если душа плачет, кричать не обязательно, мне кажется.

И потом, когда я на студии сел, странным образом получилась эта музыка. Мы её придумали где-то на репетиции, даже сыграли в каких-то клубах и потом только стали записывать. И вдруг я понял, что получается – нам это не очень свойственно – достаточно красивая тема. Вот если там убрать на фиг все вокалá, она даже может жить сама по себе как инструменталка красивая…

И я когда стал петь – а поёшь-то, когда всё уже записано (вокальная дорожка записывается в студии в последнюю очередь, когда вся остальная фонограмма уже готова. – Прим. авт.), видимо, настроение мне передалось. Испортить вот эту ауру какую-то космическую я не хотел, надо было ей соответствовать.

Я не знаю, какая у «Дэвида Боуи» будет концертная судьба – скорее всего, сложная. Потому что просто абы когда эту песню играть не будешь, погружаться в это настроение на большом концерте. Вот если, не дай бог, опять кто-то уйдёт покурить, тогда мы и будем её исполнять. А так… Я сейчас уже новую программу составил, тридцать три песни – этой там нет.

Вы сказали, что в «Дэвиде Боуи» упомянули только половину тех рокеров, о которых хотелось бы сказать. Кого ещё из «олдовых» персонажей вы любили и любите?

Там не хватает, конечно же, Led Zeppelin, дай бог им здоровья – ну Бонэма я уж не беру… С «битлами» всё ясно, Rolling Stones, конечно, и дальше… Оззи, опять же Оззи надо включить сюда.

И мои любимые глэмовые группы – T-Rex, Slade... Slade до сих пор люблю, мы играли с ними года три назад. Но это уже не тот Slade, конечно, там только барабанщик и гитарист прежние (участники оригинального состава Дэйв Хилл и Дон Пауэлл. – Прим. авт.)… без Нодди, хотя парень (вокалист и гитарист Мэл МакНалти. – Прим. авт.) поёт прям точно под него. Но Нодди – он всё равно уникален. Обидно, что со Slade такая катавасия – вроде все живы, а вместе не играют.

И группа Sweet – я не стесняюсь её, как многие, которые говорят: «Да там и нет ничего, кроме одной пластинки». Ну даже если и вправду нет ничего, кроме “Sweet Fanny Adams”, которую мы все любим, то что? А я вот и шлягеры эти чинн-чапменовские люблю, там сделано всё очень грамотно. Это же моя юность.

Ну и нельзя Creedence не упомянуть. Вроде бы совершенно отдельная история, но меня почему-то рвало на части от всех этих людей!

Ну да, Creedence Clearwater Revival – вроде всё просто, а ты попробуй так напиши!

Какой был концерт, когда Фогерти приезжал сюда, в «Крокус»! Как он поёт, гад! На мой взгляд, даже лучше, чем тогда, в семидесятые.

Честно говоря, Дэвид Боуи мне нравился в меньшей степени, чем все эти ребята. Он здесь в песне больше как некая личность, как…

…как символ эпохи.

Да, это вот эпоха какая-то.

«Я понял, что у следующей-то пластинки будет сложная судьба»

Сергей, расскажите, пожалуйста, о вашем новом альбоме.

Проблема этой пластинки была в том, что перед ней вышла «Чистота» (в 2015 году. – Прим. авт.). Потому что «Чистота» была положительно воспринята многими критиками, даже теми, которые раньше нас вообще на дух не переносили. На самом деле, пишите чего хотите – это ваша профессия.

Они говорили: «Да у них “Да что нам надо” и больше нет ничего… ну там ещё “Дети большого города”, ну и “Дорога в ночь” медленная – да, неплохая. А остальное всё – это в мусор».

Но вот вышла «Чистота», и половина этих людей вдруг написали о ней какие-то тёплые слова. Для меня это было приятным удивлением, но я понял, что вот у следующей-то пластинки будет сложная судьба. Потому что я буду комплексовать – всё.

Да, «сделать не хуже» – это подсознательно сидит всегда после сильного альбома.

И вот целый год, пока я её собирал, у меня была проблема, как выйти хотя бы на тот же уровень – я уж не говорю о том, чтобы пойти дальше. И я долго думал, какие песни подобрать. У меня было песен десять, наверное, отложенных, знаешь, в стиле «Я хочу пить с тобой», «Валера». Такие немножко с юмором, с похмельным весельем – я их все вымел из этой пластинки.

И не только из-за того, что на «Чистоту» смотрел, но ещё и потому, что «Победа Белого Света» уже точно должна была выйти. Я эту песню написал к Победе, когда семьдесят лет было – в пятнадцатом году. Мы её играли, но я специально не стал её записывать, чтобы не было вот такого…

…ощущения, что вы типа подсуетились к юбилею.

Да! А сейчас мы её уже прописали, и наличие этой песни, конечно же, всё и определило. Она в центре пластинки, я должен был к ней подойти и должен был как-то выйти. Вот я через «Бурого медведя» и «Дэвида Боуи» вышел, а подошёл через «Сказочный лес». «Приметы» немножко другая, про то, что к приметам надо прислушиваться, а суеверия по возможности гнать от себя – ну не важно. А вот «Сказочный лес», «Шапито»... Ну и понятно, что «Рай» – «снова рай переполнен детьми» – очень для меня знаковая песня.

Да, «нельзя убивать другого за то, если кажется, что он не прав»…

И «Мы забьём на войну», вот эта песня с Варей Охлобыстиной. Песен всего тринадцать – тоже примета – чёртова дюжина, и дополнительным бонусом «Чертёнок».

А как вообще вам работается в студии?

Есть студийные музыканты, есть концертные музыканты. Вот наша группа – в чистом виде концертная. Почему студия для меня часто геморрой? Это потому что нету публики. Ну мне ладно, мне легче, а каково гитаристам, которые должны вот прямо сейчас что-то такое сделать – а народа-то нет! И откуда вот этот кайф черпать? У меня гитаристы хорошие, но они вдумчивые ребята. Мы сидели на студии и одну песню мусолили там, ну я не знаю, три дня.

На этой пластинке мы всё делали сами, ни одного приглашённого музыканта нет. Ну и эта пластинка – первая за последнее время, в которой принял участие Серёжка Левитин. Он же был в первом составе группы, потом ушёл, потому что мы разошлись по творческим неким параметрам.

Ну так бывает, одному интересно одно, другому – другое.

Да! И сейчас, когда двадцатилетие группы было, он мне позвонил и сказал: «Давай, может, сыграем, будет какой-нибудь юбилейный концерт». Я говорю: «Вот мы на “Нашествии” играем, нам предложили».

Я вообще и так думал уже о втором гитаристе, а тут вернулся Лёва. То есть Андрюха один у нас, Кифияк, – это свободный полёт, импровизатор. А Серёжка наоборот – точный, прагматик в музыке. Хотя мы «Чистоту» уже писали, играя с ним, но он в записи участия не принимал. А вот здесь его первая полноценная пластинка – я очень этому рад.

«Основа «русского рока» – русский язык»

По поводу музыки – есть идиотский вопрос, я его задам. Когда речь заходит о группе «СерьГа», говорят, что она играет «русский рок», да? Вот что такое «русский рок» с вашей точки зрения? Есть люди, которые считают, что это просто авторская песня на «электрической тяге».

Я в принципе примерно такого же мнения, только скажу чуть-чуть жёстче – это всё-таки не авторская песня, это просто гитарная музыка. Ну в основе своей что-то такое гитарно-барабанное, хотя многие немножко клавиши добавляют. Но я, например, не пользуюсь до сих пор клавишами, я отношусь к этому инструменту очень сдержанно. Потому что гениальных клавишников единицы. Тут нужен человек очень тонкий – когда надо, он вышел вперёд, а всё остальное время должен создавать некий правильный фон, клавишную «подложку» вместе с ритм-секцией.

Но, на мой взгляд, основа «русского рока» – это русский язык. А дальше если к этому прилагается некий бит – это вообще здорово, некоторая жёсткость какая-то – пожалуйста. То есть тут разброс по музыке колоссальный. Но по лирике всё понятно – это должно быть на русском языке.

Значит, если русская группа играет англоязычную музыку, это уже не «русский рок»?

Ну вот Серёга Воронов – он блюзмен, но сейчас они в «Бомж-трио» (поп-фолк-рок-проект в составе Сергея Воронова (CrossroadZ), Нэша Тавхелдидзе (Blast, Nash Albert) и Николая Сарабьяноа (Therr Maitz). – Прим. авт.) всё поют на русском языке. У него, конечно, сначала другое к этому было отношение в силу разных причин. Он на Западе жил долгое время и любит именно изначальный, корневой такой блюз. И как тут с русским языком? Я сам не могу понять.

Но потом всё-таки появились наши чижи и маргулисы, которые задали Сергею Воронову задачку – он и задумался. Значит, всё-таки можно, если хочешь-то? Если упереться-то рогом, как-то ведь можно? Ну вот.

Ну на вашем альбоме ведь не только чисто гитарный рок. Он по музыке-то разнообразный. И в ритме вальса песни есть, и даже регги, да? Ну по крайней мере что-то реггиобразное.

(Удивлённо.) А какая песня реггиобразная?

А первая – «Сказочный лес» – разве нет?

Ну немножко дворовый регги – согласен, согласен.

Вот «Мой друг» – это да, жёсткая гитарная штука.

Я считаю, я её вытянул, потому что песня была, конечно, а-а-а… на грани. Конечно, рок-шансон такой (смеётся) получился. Поэтому то, что мы с ней сделали инструментально, – я рад этому. Эта вот песня как раз из тех, которые на студии видоизменились. Мы её прописали в одном варианте, а потом я выкинул один проигрыш к чёртовой матери. И мы всё-таки сбалансировали её на этом самом инструментале… там какой-то дух Deep Purple на гитарах. Кстати, забыл сказать про Deep Purple, про моих любимых тоже. И я считаю, что даже претензия на некую народность у этой песни есть.

А в «Так, только так» чуть ли не госпел слышится.

Это я согласен, там, кстати, да, кусок с хором. И я очень рад, что не получилось что-то в духе ранних U2, как я боялся, а вышла какая-то смесь –кантри даже там есть. На «Так, только так» мы сняли уже клип – в виде посиделочки семидесятых годов. И уже практически готов клип на песню «Солнечный чародей» – концертный будет у нас боевик.

«Такая худая у меня гитарочка»

Хотел спросить по поводу вашего инструмента. Вы же как басист начинали, а сейчас в основном у вас гитара, я так понял?

Акустика, акустика – я на акустике. Такая худая у меня гитарочка, я с ней езжу. Это Гарик мне на сорок пять лет преподнёс её в подарок, и я очень рад, тем более что с ней проблем нет летать.

Да, я в курсе, что сейчас перевозка гитары в самолёте – это большая головная боль.

Уже люди откручивают грифы. Довели до того людей. Или покупают гитары (как сейчас у Женьки Маргулиса – он такой довольный), у которых гриф как-то там раз – и сложил.

Если не ошибаюсь, Алексей Романов в Израиль летал вообще с каким-то «скелетом».

Да-да, вот эта «пустота» ямаховская.

Он сказал: «Не могу рисковать инструментом».

Вот! Поэтому я эту сосиску всегда на плечо – раз! Это обычная гитара, никакое не укулеле, это гитара для путешествий, но она с полноценной мензурой. Я дома на ней поиграл – понимаю, что она держит строй, а это для недорогих гитар…

…редкость.

Да-да, причём она ведь китайского производства. И мы поставили туда один из самых лучших в мире датчиков для таких гитар – и она та-а-а-к здорово зазвучала! Тут же дека уже никакой роли не играет, весь смысл именно в пьезо-датчике.

И эта гитара звучит всегда, играю ли я один или с группой. У меня же куча всяких «чет эткинсов» – два металлических, один нейлоновый. Играешь на «эткинсе» медленную песню один – гитара слышна. А если что-то мощное – вдруг раз куда-то… И где я? А эта гитара очень хорошо читается. У неё чёткий свой спектр, она как раз держит какую-то такую серединочку.

«Бригадой Сукачёва мы себя ощущаем прекрасно»

Не могу про «Бригаду С» не спросить. Вы же в феврале сыграли концерт вроде как последний?

Мы ещё выступим на «Нашествии», там фестивальные дни – седьмое, восьмое и девятое июля. У нас очень хороший получается день – мы играем восьмого. «СерьГа» – на главной сцене, но у нас будет, скорее всего, небольшой получасовой сет. А вот с «Бригадой» мы будем выступать на малой сцене. Представляешь себе, сольный концерт на малой сцене – это круто!

Ещё бы – на малой сцене всегда лучше контакт с публикой.

Да! Да! У нас и дальше есть какие-то предложения – кстати, в Крыму. Сейчас уже пошла реклама про этот фестиваль – шампанских, как обычно, вин. И в один день «СерьГа» и «Бригада С», а в другой день – «Ленинград», Шнур, ну плюс какие-то ещё наши эстрадные люди.

То есть сейчас между вами и Гариком Сукачёвым нет никакого напряжения? У вас ведь были разные периоды в отношениях, я хорошо помню вашу пикировку в «Московском комсомольце» в конце 1989-го.

Срач наш, да, срач был такой, да-да-да.

Я был тогда очень восторженным рок-фаном, так что меня это просто потрясло.

Меня самого потрясло, когда мы стали это делать. Иногда ты начинаешь в спеси своей совершать непотребные поступки – я согласен.

Но мы после этого воссоединились и ещё отыграли полноценных три года, выпустили пластинки «Всё это рок-н-ролл» и «Реки». С Гариком мы до сих пор не просто играем вместе, не просто дружим, а дружим семьями – всё это говорит о том, что каждый из нас сделал для себя какой-то вывод. В ссоре всегда виноваты все – это стопудово.

А сейчас у вас нет ощущения, что «Бригада С» – это некое славное прошлое, которое уже тяготит? Для вас это не так?

Это не так. Мы очень уважаем друг друга в качестве музыкантов и… (пауза) чуть даже больше – неких символов на сцене. Есть наша тройка – Серёжка Воронов, я и Гарик, – вокруг которой нарастает всё остальное. Это, конечно, «Бригадой С» можно условно назвать...

Почему же? Если вы себя ощущаете «Бригадой С», то так и должны называться.

Да, да! Бригадой Сукачёва мы себя ощущаем прекрасно. Больше того, записано несколько новых песен, я уж не знаю, дойдёт ли дело до пластинки… Просто Гарик хотел писать пластинку весной, и я не стал его отговаривать, но в душе надеялся, что что-то не срастётся. И я угадал – и со спокойной душой закончил свою пластинку как раз к большому концерту. Ну к большим – московскому в «Йоте» и питерскому в «Космонавте».

«Человек должен понимать: внесёт он в дуэт что-то или нет?»

Сергей, вы охотно записываетесь с другими вокалистами – даже целый альбом дуэтов «Я такой, как все» выпустили в своё время.

Да, все критики хорошо относились к пластинке дуэтов, но это отдельная история. Я там спрятался за всеми – как они считают.

А на «Приметах» с вами записалась Варя Охлобыстина…

Да, и Гильза (Леся Гисматулина, певица и лидер группы «ГильZa». – Прим. авт.) – в «Так, только так». Потом ещё дуэт был с Ютой.

Это на предыдущей пластинке (в песне «Дверь на замке»). Ну и в начале этого года появилась песня «Мама, ты знаешь...», в которой вы спели вместе с Casual и Хелависой.

Ну это их, это Кейжуала, это не моя. Сейчас начинают мучить меня: давай выступать на «Нашествии». Ох, говорю я, вот дашь добро один раз – и начинается. (Смеётся.) Вот не делай добра!

Но вы же что-то увидели в этом проекте, если записались с ними?

Просто там Хелависа – я обожаю Наташу. Вот просто само физическое нахождение внутри этой песни, оно сыграло для меня роль. (Пауза.) А в остальном я как-то спокойно сейчас стал к этим дуэтам относиться, причём даже когда мне отказывают. Потому что человек должен понимать: он внесёт туда что-то своё или нет?

То есть почему именно он должен составить дуэт?

Да-да-да! Ну если это дуэт не просто по принципу «мы ж друзья, давай запишемся». Как вот Женька Маргулис мне навстречу пошёл и Костя Кинчев (на альбоме дуэтов «Я такой, как все», 2003. – Прим. авт.). Ну у Кости я тогда очень попал в песню – «Любовь». А с Женькой песня («Его лицо». – Прим. авт.) была всё-таки такая… ну она, может быть, подходила под наши очень радужные приятельские отношения. Но всё равно это был с его стороны некий жест доброй воли. Я вот такой жест могу сделать только самым близким людям – если Гарик или Саня Скляр позвонят. Здесь я всегда найду себе применение, я понимаю, что они абы чего не попросят.

А со стороны сейчас столько предложений! Я говорю: «Ну хорошо, пришлите», и вот присылают. И я говорю: «Ну ребят, мне нравится – но я-то что тут буду делать??? Я-то тут каким боком? Что я вам дам, я только, по-моему, загублю всё это».

То есть, планируя дуэты на «Приметах», вы уже совершенно точно знали, почему именно Варя Охлобыстина и Гильза?

Да. Поэтому с девчонками работать было гораздо легче – я им конкретные песни предложил. Это не то что: вот у меня есть набор песен, и выбирай любую – нет. Я чётко понимал, что эта песня сюда, эта песня туда. И мне очень понравилось, как спела Гильза. То есть в Варьке-то я вообще не сомневался, Варечка она с таким чистым юношеским голосом…

Да, она привнесла в песню ощущение чистоты…

А вот к Гильзе тут мог быть вопрос. Но получилось так, что тональность была ей высока, это была моя тональность. И она приехала и говорит: «Я не знаю, как петь, я что-то это не могу». А менять уже ничего нельзя было, потому что аккомпанемент-то уже записан, и она стала сама немножко видоизменяться. И это так интересно! Я вот слушаю – ну прямо семидесятые годы получились, мы ещё ей голос так обработали. Димке Гройсману (Дмитрий Гройсман, продюсер группы «ГильZa». – Прим. авт.) и ей самой очень понравилось. И все говорят: «Клё-ё-во!»

Это как с Кипеловым было, когда мы делали «Валеру» и «Чужого». Моя тональность – какая она для Кипелова-то? Но он начал петь, и вдруг у него пошли какие-то обертонá совершенно новые!

То есть он обнаружил в себе что-то такое, о чём и не подозревал.

Да, да! Ну, ему может быть, это и не нужно в его творчестве, но он какими-то новыми гранями заблистал, так сказать, запереливался. Вот и Гильза – мне так понравилось, как она спела! Получился некий дуэт семидесятых годов, а-ля Крис Норман и Сюзи Кватро.

Кстати, хотел сказать, что тембр вашего голоса здорово напоминает Криса Нормана.

Да-да-да! Я когда хоры начинаю делать в том же «Сказочном лесе». (Поёт.) «Там метель не завывает…» Я обожаю Нормана, мы с ним однажды даже вместе выступали – в Кремле, на каких-то сборных солянках. Я всегда Smokie любил.

Я тоже! А уж “Stumblin’ In”… мне было лет двенадцать, когда эта песня появилась. Я её слушал и таял просто – и так до сих пор…

Есть такие редкие песни, которые абсолютно всех пробивают – вот это тот самый случай.

«Приметы» нашего времени

Сергей, давайте вернёмся к вашему новому альбому. Он называется «ПримеТы», и я не могу отделаться от мысли, что это приметы современного мира. И этот мир очень нестабильный, небезопасный, тяжёлый…

Да. Ещё можно сказать пошлый. Есть такое ощущение.

Многие песни очень напряжённые, надрывные. В них ощущение неблагополучия просто прорывается – и в музыке, и в текстах. В «Приметах», конечно же, и особенно в «Блюзе Шапито»: «Рогатый на подъёме – заряжай»…

Ну мир прессует нас, провоцирует – это вот ответная реакция. Реакция на то, что война под боком, война чуть дальше, чем под боком, и всё это не просто так, и так будет всегда… Чем дольше живёшь на свете, тем всё больше и больше понимаешь, что никакая красота мир не спасёт.

В песне «Мы забьём на войну» каждая строчка начинается с «если бы»…

Конечно – это ведь такая утопия. Мы все всё понимаем, но сделать ничего не можем, даже если мы искренние пацифисты – это уже ясно как день. Война нужна сильным мира сего, поэтому она будет всегда.

«Мой друг» – песня про то, что люди практически перестали общаться. Все «очень заняты» и забыли, что такое встречаться просто так…

Да! Просто «мне важно знать, что всё в порядке у одного из нас» (цитата из песни «Мой друг». – Прим. авт.), а именно у тебя, моего друга.

Ну конечно, потому что насчёт себя-то уверенности как раз и нет – в порядке ли у меня самого хоть что-то.

(Смеётся.) Согласен.

А те песни, которые вроде бы…

Оптимистичные? (Смеётся.)

Я бы не назвал их оптимистичными.

Нет, почему? «Бурый медведь» достаточно оптимистичная песня, на мой взгляд. Там есть и хороший общенациональный смысл, и перспектива нормальных отношений между людьми просматривается. И в то же время она с долей юмора. Ну и «Так, только так» тоже оптимистичная.

«Если все напрягают, на себя посмотри / Вынеси хлам, и солнце взойдёт». Но это опять-таки декларация – «хорошо бы, чтобы было так».

Согласен, согласен. Но надо всегда помнить о важном… ну назовём вещи своими именами – о десяти заповедях хотя бы. А то ведь «Не укради» и «Не убий» уже, по-моему, стёрлись.

Да, сейчас никто их как правила жизни всерьёз уже не воспринимает.

Поэтому надо об этом хотя бы всегда помнить. Я понимаю, что мы все несовершенны, но всё равно каждый день ты должен себе об этом напоминать. И заново борьба с собой, заново борьба с собой.

Другого человека изменить… ну, может быть, можно. Но, может, и нельзя. А вот себя изменить можно всегда. Другое дело, это сложно, конечно. И на фиг это надо? Когда всё вроде бы срослось, всё хорошо, работа идёт, бабки капают, мы «пилим понемножку» (цитата из песни «Блюз Шапито». – Прим. авт.).

А тут вопросы себе задавать: так я ни с того ни с сего, получается, могу измениться? И что я буду делать дальше?! (Смеётся.) Я думаю, это и ко мне относится в прямом смысле, потому что, если бы я стал каким-нибудь совершенно просветлённым, я, может, с музыкой завязал бы.

Давайте вы не станете слишком уж просветлённым, хорошо?

Между прочим, песня «А что нам надо» была ведь написана до первой чеченской войны. На самом-то деле песня – о борьбе с собой. «Чтобы кончилась война» – это про войну внутри.

А разве она кончится когда-нибудь?

Никогда. Нет, а в этом-то и смысл, может быть… Ты должен понимать, что борьба эта иногда чуть менее яростная, иногда более яростная, но она – ежедневная. Душа обязана трудиться и день, и ночь.

Эти песни, они вроде бы светлые, но все они… в каком-то сослагательном наклонении. Я бы сказал – «тоска по недостижимому идеалу». Как в «Сказочном лесе»: «Этот лес высоко, мы не стали другими».

Видимо, сейчас как-то совпало, такое настроение… И «Чертёнок», которого мы перезаписали, – опять же он в это настроение попал. Он же выходил десять лет назад (под названием «Ты мало запросил». – Прим. авт.) – уже тогда у меня были кое-какие такие мысли. А сейчас они ещё более усилились.

«Я люблю поезда» – очень симпатичная песня. Но у меня возникло ощущение, что герой какой-то неприкаянный, раз самый сладкий сон у него не в собственном доме, а в вагоне на верхней полке.

Не-е-ет. Это как раз по большей части автобиографическая песня. Это счастливое воспоминание о тех временах, когда мы ездили на гастроли и нашли себя именно в деле. Это очень важно мужчине – заниматься своим делом. Должна быть вера, и должна быть работа у мужчины. Потому что семью он себе всегда может найти, это не проблема. Вот три кита основных – вера, работа и семья.

Это песня счастливого человека – у каждого есть своя радость, ты живи и не серчай. Всё равно ничего не остаётся, кроме как просто делать своё дело. За это я говорю на пластинке огромное спасибо Алексею Дмитриевичу Романову.

То есть финальная фраза в «Блюзе Шапито», «Делай своё дело!», которая повторяется несколько раз, – это цитата из Романова?

Да, да. Когда ты делаешь своё дело, ты радуешься сам, и, соответственно, ты излучаешь радость в разные стороны. Это не веселуха, это именно настоящая радость творческого человека.

Поэтому мы можем возмущаться, скулить, гундеть, что-то там анализировать и понимать, что в общем всё жутко и как-то беспросветно. Но всё равно надо делать то, что ты способен делать. То, что уже в среднем возрасте у тебя получается, – это и надо развивать, совершенствовать. По-другому никак.

А то иначе всё пойдёт как у нашего друга, который сейчас наложил на себя руки. Пятьдесят три года – сколько ему было, Крису? (Крис Корнелл — американский гитарист, композитор и вокалист, фронтмен группы Soundgarden, покончил жизнь самоубийством 18 мая 2017 года в возрасте 52 лет. – Прим. авт.) И что вот это?! Это что, ответ на то, что происходит вокруг?! Я не согласен с таким ответом. То есть понятно, это выбор человека, но это вообще от меня, так сказать, за километр.

«Надо праздники уже самим придумывать»

Сергей, судя по клипам и страничкам в соцсетях, у вас такое сообщество – вы, Маргулис, Воронов, Сукачёв…

Мы давно знаем друг друга, давно друг друга любим и относимся с уважением к тому, кто что из себя представляет. Конечно, это круто, что всё продолжается.

Недавно был праздник, который устроил Гарик в киноклубе «Фитиль». Он выпустил сейчас клип, который Валерия Гай Германика снимала, и по этому поводу сделал тусовку. Поэты почитали стихи, музыканты поиграли песни, все посмотрели видеоработы разные. Александр Наумович Митта приходил, кстати. Внутри стоял самогонный аппарат, капает живаго онлайн прямо от сорока до девяноста градусов! Я Александру Наумычу налил несколько двадцатиграммных рюмочек, которые называются «муха». Оказывается, выражение «под мухой» – это от двадцатиграммной рюмочки этой самой!

Ничего себе – я этого не знал!

И в итоге было так всё здорово! Гарик мне на следующий день звонит, а я уже в аэропорту, как раз улетать в Амман. И он говорит: «Слушай, Серёж, ну ведь здорово, что мы этот праздник сделали?» Я говорю: «Ты о чём говоришь – конечно!» Он говорит: «Я ведь понимаю, что настолько жизнь быстро летит, что надо праздники уже самим придумывать».

Слава богу, что мы как-то где-то ещё встречаемся, дни рождения какие-то празднуем. Ну помимо дней рождения можно ведь и так собираться… Причём там все перемешались… Потому что сейчас в связи со всеми этими нашими (пауза) политическими веяниями мы поняли, что мы разные. И вдруг на этих праздниках видим, что нам всё равно есть о чём говорить!

Пока мы умеем разговаривать – вот этого и нужно держаться.