Вождь Бромден
Главный герой романа – индеец по фамилии Бромден, он же Вождь, который попал в психиатрическую клинику после Второй мировой войны и успешно прикидывается глухонемым. Именно от его лица ведется повествование, показывая одновременно жизнь клиники изнутри и сознание самого Вождя, страдающего шизофренией. В таблетках для больных, по его мнению, запрятаны контролирующие сознание схемы, а в самом заведении регулярно включают туманную машину. В этом тумане можно заблудиться и попасть в Шоковый шалман, или комнату для лечения электрошоком, – но в нем же можно и спрятаться, чтобы не привлекать лишнего внимания. Большинство больных отделения живут в своем мире, но когда новым пациентом становится бывший ветеран Корейской войны и большой любитель азартных игр Рэндл Патрик Макмерфи, прямо на глазах Вождя заведенный порядок рушится навсегда.
«Вождь был прекрасной, вдохновенной идеей Кизи. Если бы он рассказал эту историю от лица Макмерфи, ему пришлось бы покончить с этим задиристым детиной, введя в повествование кучу никому не нужных сведений из своей доморощенной теории психотерапии», – пишет в романе «Электропрохладительный кислотный тест» журналист и писатель Том Вулф. По его же словам, чтобы лучше влезть в шкуру Вождя, некоторые части книги Кизи писал под воздействием пейотля и ЛСД, а чтобы пережить то же, что и пациенты клиники, нашел человека, который подверг его воздействию электрошока.
Мало-помалу в истории Вождя начинает проглядывать второе дно: его бредовые ночные видения, в которых больного по имени Бластик потрошат в каком-то цеху, оборачиваются смертью Бластика в реальности. Судя по всему, Вождь видит то, чего не способен видеть никто другой. А регулярные воспоминания Вождя о детстве вскрывают еще один пласт романа: представитель коренного населения Америки чужд большинству обычных американцев, и потому должен быть изолирован от общества – неважно, в психушке или в резервации.
В фильме Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки» (1975) этот пласт отсутствует: шизофренические видения можно было бы показать средствами кино в 90-е, но не в 70-е, а воспоминания тормозили бы динамику фильма. И все же без этого история, как ни крути, кое-что теряет.
Сестра Рэтчед
Центром всего, что происходит в отделении, является старшая сестра Рэтчед (в классическом переводе Виктора Голышева известная как мисс Гнусен). Мы знакомимся с ней еще до того, как разворачивается основная часть действия, и это знакомство превращает историю психиатрической клиники в метафору государства, причем в марксистском его понимании – как аппарата насилия одних над другими. На первый взгляд порядки там сравнительно либеральны, пациентов кормят лучше, чем на свободе, и даже разрешают изредка поиграть в демократию. Но стоит отступить от писаных и неписаных правил хоть на шаг – жди ответной и жесткой реакции.
«Если что-то мешает ее хозяйству действовать как точной, смазанной, отлаженной машине, старшая сестра выходит из себя. Малейший сбой, непорядок, помеха, и она превращается в белый тугой комок ярости, и на комок этот натянута улыбка <...> Годами она подбирала свой идеальный персонал: врачи всех возрастов и мастей появлялись перед ней со своими идеями о том, как нужно вести отделение,<...> и каждый из них, изо дня в день обжигаясь о сухой лед ее глаз, отступал в необъяснимом ознобе».
Рэтчед – блестящий пример волка в овечьей шкуре: мягкое в целом обращение, эффектная внешность и стальной характер, способный сломать кого угодно. И здесь повествование приобретает черты антиутопии: чернокожие санитары заставляют вспомнить цепных псов Товарища Наполеона из «Скотного Двора», а внешняя замкнутость клиники легко проецируется на столь же замкнутое общество того же Оруэлла, Хаксли или Замятина.
«Чтобы одолеть ее, мало побить ее два раза из трех или три раза из пяти, надо побить при каждой встрече. Как только ты расслабился, как только проиграл один раз, она победила навсегда. А рано или поздно каждый из нас должен проиграть. С этим ничего не поделаешь».
В фильме Формана отсутствует и этот «антиутопический» пласт романа: комедийный тон картины переходит в трагедию лишь ближе к концу, и противостояние свободного человека системе, подавляющей инакомыслие, отчасти оказывается смазанным.
Рэндл Патрик Макмерфи
Суть конфликта заложена и в названии романа, не до конца переданном по-русски. «One Flew Over The Cuckoo’s Nest», вероятно, следовало бы перевести дословно, как «Один выпал из гнезда» или «Кто-то выпал из гнезда» (кажется, именно так в одном из самопальных переводов звучит название фильма Формана). Именно в этом варианте перевода куда явственнее звучит намек на некоего одиночку, конфликтующего с обществом и готового, как сказали бы сейчас, выйти из зоны комфорта. И это еще одна черта антиутопии: основной конфликт разгорается, когда в замкнутом обществе оказывается новый для него человек (Дикарь в «Дивном новом мире» Олдоса Хаксли) или же кто-то из прежних членов общества «просыпается» и начинает действовать вопреки предписанию (Уинстон Смит у Оруэлла или Сэм Лаури в фильме «Бразилия»).
Таким «свежим кавалером» у Кена Кизи становится Рэндл Макмерфи – игрок и жизнелюб, решивший, что в психлечебнице ему будет лучше, чем в колонии. Он быстро входит в курс дела и, хотя поначалу и восхищается хорошей кормежкой и возможностью обыгрывать простачков в покер, не может не видеть, что свобода подавляется здесь сильнее, чем в любой тюрьме. Более того, впоследствии оказывается, что большинство сидящих здесь вполне здоровы и могут выписаться «хоть до обеда», но остаются в палатах, прячась от мира и общества. Птенцы выпадают из гнезда, когда учатся летать и готовы покинуть его – но эти птенцы, или, как говорит один из героев, кролики, уже никуда не отправятся. Или все же сестра Рэтчед переоценивает свои силы?
Макмерфи изо всех сил пытается расшевелить болото, в котором вязнут пациенты, пусть его методы и далеки от ортодоксальных. Он то заключает рискованные пари по доведению персонала до ручки, то организует поездку на рыбалку, которая оказывается эмоциональным центром третьей части романа и всего повествования в целом. В описании поездки даже проскальзывают ноты юмора, превращающего трагедию существования в психушке в комедию столкновения пациентов со внешним миром. И тем мрачнее оказывается финальная четвертая часть романа. После рыбалки жизнь пациентов не может остаться прежней – и это закономерно ведет к очередному нарушению правил, которое стоит жизни Макмерфи и Билли Биббиту.
И здесь стоит вспомнить, что Макмерфи вовсе не однозначно положительный герой. Рэтчед знает, в какое место бить, чтобы оттянуть от него сторонников: Макмерфи игрок, провокатор, не прочь поживиться деньгами сравнительно богатых пациентов, а одним из обвинений в его адрес становится секс с несовершеннолетней. И все же его провокации оказываются средством куда более действенным, нежели таблетки и электрошоки. К концу романа большая часть пациентов выходит из клиники или переводится в другие отделения, где, можно надеяться, выздоровление пойдет быстрее. Кстати, в экранизации Милоша Формана этого тоже нет: финал ленты 1975 года от этого становится только ярче, но сила влияния Макмерфи на остальных пациентов оказывается приглушена.
А Вождь к концу романа Кизи почти излечивается от бредовых видений и оказывается на свободе, делая последний ход и не давая победить сестре Рэтчед.
«Я знал твердо: он бы не допустил, чтобы такое вот, с пришпиленной фамилией, двадцать или тридцать лет сидело в дневной комнате, и сестра показывала бы: так будет со всяким, кто пойдет против системы. Это я знал твердо».
И если обычно бунтарь либо взрослеет, либо гибнет (что великолепно показано, например, в «Отцах и детях» Тургенева), то Кен Кизи предлагает третий путь, и тоже во вполне коммунистическом духе: бунтарь может погибнуть, но заразить собственным свободным примером других. А как они сами распорядятся свободой – личное дело каждого, и не его вина, что некоторые попросту не готовы к свободе.
К слову сказать, Макмерфи явно бы одобрил то, что произошло с Кеном Кизи после выхода романа. Будь он обычным конформистом, Кизи мог бы еще очень долго пожинать плоды заслуженного успеха, однако интерес к ЛСД привел его прямо в объятия движения хиппи – быть может, тех самых свободных людей, которыми Макмерфи хотел видеть пациентов клиники, разве что чуть помоложе. Дальнейшее описано в уже упомянутом нами романе Тома Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест». Коммуна хиппи под названием «Веселые проказники», психоделические путешествия в раскрашенном автобусе, явно повлиявшие на эстетику битловского фильма «Magical Mystery Tour», спонтанные музицирования в компании группы Grateful Dead… И почему-то кажется, что останься Макмерфи жив, он стал бы желанным гостем на борту этого автобуса.