«Жена смотрителя зоопарка»: Деликатно о Холокосте

Последние несколько десятилетий тема антисемитизма остается такой же обсуждаемой. Киноиндустрия, в частности, изобилует множеством картин, посвященных одной из главных трагедий XX века, – от документальной ленты «Ночь и туман» Алена Рене до черно-белого «Рая» Андрея Кончаловского. В попытке отразить глобальность и последствия катастрофы, каждый режиссер ищет подходящие ему художественные методы. Так, например, в фильмах «Жизнь прекрасна» и «Мальчик в полосатой пижаме» мы наблюдаем за происходящим как будто глазами ребенка, в «Пианисте» – концентрируемся на масштабе разрушенного, обезумевшего мира, в «Списке Шиндлера» – импонируем нетипичному героизму немецкого предпринимателя, в «Выборе Софи» – погружаемся в воспоминания польки, спасшейся из концлагеря.

Именно с образом Софи, блестяще сыгранной Мерил Стрип, стоит сравнить героиню Джессики Честейн в «Жене смотрителя зоопарка»: столь же деликатной, доброжелательной и сдержанной Антонине Жабинских приходится самостоятельно принимать решения, от которых зависит жизнь ее мира. В нетривиальной адаптации режиссера Ники Каро («Северная страна», «Оседлавший кита») этот мир образца 1939-го года предстает чем-то вроде островка утопии в атмосфере агрессии, растерянности и страха. Здесь, на территории Варшавского зоопарка, семья живет в доме бок о бок со своими питомцами, и жизнь эта имеет особую упорядоченность. Вот наступает утро, львята спят на кровати с сыном Жабинских по прозвищу Рысь, вот открываются ворота и входят нарядные посетители, вот Антонина объезжает свои владения на велосипеде, демонстрируя доверительные отношения с каждым из зверей, вот ее коренастый муж Ян (Йохан Хелденберг) убирает сено – так, в этом царстве каждому действию уготован свой час, и каждое существо помнит о своем месте.

Диалектика звериного и человеческого – главный лейтмотив, пронизывающий чуть ли не каждый эпизод фильма. И если на примере семьи Жабинских мы ощущаем почти тождественность, единение природного и людского, то с появлением на экране «заклятого друга» Жабинских, немецкого зоолога Лутца Хека (Даниэля Брюля), хвастающегося удачной охотой на львицу, обстановка нерушимого благополучия ставится под сомнение. В скором времени от идиллии и вправду не останется и следа. Раскуроченный от бомбежки зоопарк и нацистское вступление в Варшаву автоматически меняют местами животного и человека: солдаты, насильно переселяющие евреев в гетто, оказываются гораздо опаснее любого хищника. Стремясь как можно ярче передать состояния героев, режиссер продолжает изъясняться со зрителями на языке звериных образов: бесчувственность и всесилие «Гитлеровской машины убийств» подчеркивается уничтожением животных выстрелами в упор, беспомощностью оставшихся детенышей и зоологическими экспериментами Третьего рейха. Одним из таких экспериментов стала попытка Лутца Хека «воскресить» первобытного дикого быка. Эта идея совпала с предложением Жабинских создать свиноферму на месте зоопарка – якобы чтобы подбодрить немецких солдат сытной мясной закуской. Стремясь завоевать расположение Антонины, Хек дает ей свое согласие, и именно так начинается новая «глава» этой истории.

Стоит отметить, что события, происходящие в фильме, вряд ли сложно предугадать – все кажется предопределенным с самого начала. К примеру, спрятав от нацистов свою подругу, Жабинские неминуемо вступают на путь спасения и всех остальных: для людей с подобным уровнем эмпатии и сострадания у них не было иного выбора. Подробно обсудив план, супруги взаимодействуют с нацистской структурой слаженно и бесстрашно, как и положено тем, кто долгое время находился на короткой дистанции с диким зверем. Жизнь Жабинских вновь становится упорядоченной – только теперь нарушение этого «регламента» грозит смертью. Каждый день Ян уезжал в гетто за объедками для свиней и незаметно вывозил оттуда евреев – они прятались в кузове грузовика. Каждый день территорию прочесывали солдаты, а вечером Антонина садилась за пианино, сигнализируя о безопасности. Если же звуки раздавались днем — в подвале воцарялась мертвая тишина.

Отдельного внимания заслуживает раскрытие некоторых спасенных персонажей. Так, взаимодействие с изнасилованной девочкой Урсулой (что переводится как «медведица»), долгое время отказывавшейся контактировать с главными героями, сложно не ассоциировать с последовательным приручением запуганного зверька, забившегося в угол вольера: те же слова, которыми Антонина пыталась успокоить взволнованное животное («Я здесь, я рядом»), она произносила и дрожащему от страха ребенку. О режиссерской идее выстроить повествование через постоянную перекличку животного-человеческого не дают забыть и «наскальные» рисунки детей в подвале: именно эти изображения станут причиной бесконтрольной ярости Лутца Хека, проникшего в «логово» тех, кто сумел избежать смерти.

К слову, несмотря на повышающийся градус жестокости и насилия на экране, сложно поверить в то, что кинолента, снятая в столь мягких, даже гламурных тонах закончится на мрачной, пессимистичной ноте. Сильная связь с природой, рождение второго ребенка, фактически обретение новой большой семьи и укрепляющих дух традиций побеждают все – и власть нацистов, и пепел от горящего гетто, и исчезновение Яна. Страх, что Лутц Хек поспособствует гибели главных героев, почти беспочвенен: фашизм, в который он так упорно верил, оказался тесно переплетен с прежней жизнью, в чем-то похожей на жизнь Жабинских. Другое дело, что о бэкграунде Хека зрители могут только догадываться, ведь вся его сущность умещается в нескольких штрихах. Памятуя об игре Даниэля Брюля в «Бесславных ублюдках», от раскрытия этого героя ожидаешь не меньшей сложности и глубины. Это касается и прочих персонажей: фактически на протяжении всего фильма мы имеем дело со статичными образами, идеально выверенными характерами, изменения которых будут незначительны и логичны.

В каком-то смысле Ники Каро удалось снять трагическую картину с жизнеутверждающим «месседжем», что является редкостью для фильмов подобной тематики. И несмотря на то, что «Жена смотрителя зоопарка» вряд ли прозвучит так же громко, как и предыдущие, «титулованные» киноленты, неординарная работа Каро действительно заслуживает внимания – как минимум, за решительное, пусть и слишком деликатное, напоминание о главном.