«Наемный убийца» потрясающий, пусть и небезупречный. Квинтэссенция гонконгского боевика с ударной порцией мелодрамы и экзистенциальной крутости. Джон Ву – эстет «героического кровопролития», остро чувствующий романтиков и идеалистов в мире криминала. Китайца часто воспринимают как проповедника жестокого «shoot-em-up» в рапиде, хотя на самом деле это грубое понимание его творчества. Возможно, бандитские истории о братстве, чести, мести и великодушии уже не в моде, но мастер Ву, заменив кулаки и сабли на пистолеты и автоматы, превратил кунг-фу в ган-фу, а трагедии убийц – в абстрактное произведение искусства.
Если в Японии гангстерское кино возглавил Такеши Китано, поставив «Жестокого полицейского» и «Сонатина», с которого началось признание режиссера в Европе и Америке, то в Гонконге Джон Ву выстрелил «Светлым будущим», «Круто сваренными» и «Наемным убийцей», которые произвели ошеломляющий эффект и открыли китайцу дорогу в Голливуд. За океаном он дебютировал «Трудной мишенью» с Ван Даммом, потом показал «Без лица», который оказался самым популярным в его карьере, а наиболее дорогим фильмом стал «Миссия невыполнима 2», который справедливо называют одним из самых слабых в серии. Но испортилась репутация Ву после выхода фантастики «Час расплаты», которую сегодня мало кто помнит. Впрочем, важнее то, что до того, как Джон Ву превратил боевик в искусство, гонконгское кино выпускало похожие друг на друга фильмы с восточными единоборствами. Теперь же гонконгское кино финансировали мафии, поэтому на экранах стали показывать стильные бандитские разборки.
Тема насилия – одна из ведущих в обойме Ву. Мужики в строгих костюмах и черных очках разряжают пушки, поливая очередями врагов с двух рук в прыжках и падениях в замедленной съемке. Герои Ву ныряют стреляя, патроны не кончаются, а камеры вырисовывают элегантные арабески. Автор-морализатор, у которого все «over the top», придает акробатической бойне церемониальную серьезность, превращая смерть в ритуал. Сумасшедшая перестрелка в церкви в грандиозном финале «Наемного убийцы» – возможно, самая сильная у китайца. Хотя пальба в больнице в «Круто сваренных» может посоперничать по количеству тел, выпущенных пуль и разбитого стекла. «Круто сваренных» даже можно назвать вариацией «Наемного убийцы», с которого началась слава гонконгского боевика.
«Наемный убийца», объявленный сплошной цитатой, потому что Ву был вдохновлен «Самураем» и «Красным кругом» Жан-Пьера Мельвиля, выглядит как греческая трагедия. Смыслы вечные: любовь, честь, месть и долг. И это все в боевике о киллере, который идет на роковое дело. На сей раз последнее. В перестрелке он ранил ресторанную певицу, ослепив ее выстрелом – теперь она видит только смутные тени. Преданный другом убийца, который, как у Мельвиля, верен работе, то есть живет ради насилия, потому что жизнь пуста, берется оберегать слепую красавицу – единственную спутницу и судьбу – в надежде искупить вину, пока мафия и полиция охотятся на него.
Живой классик, мечтавший о карьере актера, оформляет сюжет агрессивной нарезкой в духе советского монтажа с многообразием ракурсов и планов, а также замедляя время, застывая в моменте. Рапид у Ву запечатляет ускользающее время. Его головокружительную эстетику не просто так называют поэтической, балетной и сексуальной, хотя зрелищные полеты, говорят, были обычным делом для фэнтези, а не для боевика. Ву проявляет запредельную виртуозность, изображая отношения между братьями, полицейскими и гангстерами, которые дополняют друг друга, выступая «двойниками», что традиционно для нуара. Игра в насилие, как в «Круто сваренных» и «Без лица», становится предметом истории, где герой, будь то коп или киллер, узнает правду о себе, чувствуя себя своим среди чужих и чужим среди своих. «Решительный, но не безжалостный, совсем не похожий на убийцу, а глаза его полны страсти», – рассуждает полицейский о киллере, погруженном в себя.
«Наемный убийца» – о том, как грешник прозрел, когда случайная жертва ослепла. Красота боевика не только в стиле «кул», когда герои роскошно вальсируют, расстреливая армию вооруженных бандитов. Дело не только в погонях на автомобилях и катерах, в характерных для Ву эффектных замедлениях, крупных планах (особенно глаз!) и стоп-кадрах под грустную мелодию, напоминающую вестерны Серджио Леоне и их отважных стрелков. Китайца, у которого чувствуется родство с творчеством Мартина Скорсезе (в данном случае с «Таксистом») и других режиссеров Нового Голливуда, даже называют более убедительным аргументом в пользу авторской теории, чем Альфреда Хичкока или Орсона Уэллса. Новизна киноязыка и интонации Ву очевидна. Живопись действия – таково творчество режиссера, объявленного представителем «вульгарного авторского кино».
История киллера начинается и заканчивается в церкви. Перед нами трагедия распятого грешника, который умирает, чтобы возродиться и защитить невинных душой и телом, будь то певица в ночном клубе или играющий на пляже ребенок. «Наемный убийца» – о муках совести и покаянии. Киллер мастерски стреляет, истекая кровью, стоя плечом к плечу с полицейским, который видит себя в убийце и начинает ему сочувствовать. Как точно сказано в «Без лица»: «У нас есть что-то общее. Мы оба знаем свои пушки». Оба живут с оружием в руках и целятся друг в друга, будто глядя в зеркало, что стало фирменным приемом Ву. Наемный убийца и офицер полиции – одновременно рыцари и вассалы. Но пули истязают лишь тело киллера, как гвозди центурионов распяли плоть посланника Господа. Вот и церковь становится полем битвы, где посланник Дьявола искупает вину кровью.
Традиционное появление голубей, впервые показанных именно в «Наемном убийце», объяснимо, ведь голубь – олицетворение мира и любви, символ Святого Духа, проявление Бога. Герой у Ву приносит себя в жертву, повторяя подвиг богочеловека. Примечательно, что оба персонажа – киллер и коп – резко реагируют на разрушение статуи Девы Марии во время решающей перестрелки. Автор демонстрирует необходимость самопожертвования. И те персонажи, которые осознают это, вознаграждаются. Даже тот, кто восстает против «старших» во имя высшего блага. Но только не тот, кто не держит слово и нанимает киллера, чтобы убить родного дядю. Такие не достойны ни уважения, ни презрения, а заслуживают лишь смерти.
Ву делает образ киллера героическим и трагическим в стиле Жан-Пьера Мелвилля. Одинокий преступник ищет убежище, обитель, где душа найдет покой, поэтому кульминация картины разворачивается в церкви, ибо там веришь в светлое будущее. Окруженный свечами и голубями герой Чоу Юнь-Фата, втянутый в грязное дело, оказывается преданным – его приказано убрать, потому что таковы правила игры. Нет ни доверия, ни жалости, но есть джентльменский долг и роковая пуля, которая решит: пес ты или человек. Как найти свое лицо и не остаться без лица – вот главная дилемма мелодраматичного боевика, которым Ву отдает дань уважения классикам, таким как Скорсезе, Мелвилль, Коппола и Пекинпа.
И когда романтический герой умирает, превращая перестрелку в пышные похороны, кумир Квентина Тарантино переключает наш взгляд на парящих голубей, намекая на души грешников. Между прочим, спокойный герой Алена Делона в «Самурае» в плаще и шляпе тоже держит птичку, как метафору одинокой души в клетке. Такова философия гангстерского боевика о братстве, вражде, надежде и познании себя через «другое я» перед лицом смерти, одновременно жестокой и сентиментальной. У Ву примирение между добром и злом возможно, а из кровавой бойни спастись можно только погибнув. Героически, разумеется.
Властью обладает тот, в чьих руках пистолет, а смерть у маэстро войны благородна, не скучна и не страшна, потому что в ней видится единственный смысл жизни. Нет большего одиночества, чем одиночество самурая. Одиночка у Ву, как у Мельвиля, самого американского из европейских режиссеров, должен убить и умереть, потому что ему суждено страдать. Как говорит герой Юнь-Фата в дебютном боевике Ву, превратившего убийц в легенды: «Каждый человек может стать богом, если научится управлять своей судьбой». Но от прошлого молитвами не отмоешься. Совершено и пережито слишком много трагедий, чтобы избежать своей судьбы.